Опустив лобастую голову, штабс-капитан упер в грудь бороду.
— Так теперь что, — спросил, — вы из мужика хотите сделать комиссара?
— А вы что, — в тон ему ответил Котовский, — хотите чистую рубаху да на грязное тело?
— Но мужик работать должен, а не комиссарить!
— Он будет работать, это мы ему обеспечим. Для этого и пришли сюда… Вперед надо глядеть, Павел Тимофеевич, а не назад. Вперед. Назад пускай покойники глядят.
Не поднимая головы, Эктов о чем-то тяжело раздумывал.
— И вы надеетесь, что мужик сам откроет вам свои амбары?
— Откроет! — добивал его Котовский. — Последнее отдаст.
Запустив пальцы в бороду, штабс-капитан с сомнением покрутил головой.
— Что? Не верите?
— Одно скажу: безжалостные вы люди. Крови вам не жалко, вот что. Лишь бы на своем поставить!
Котовский выпрямился, на лице отразилось гневное недоумение.
— А вы? Вы-то? Жалостливые, да? Чистенькие?.. Чистюли? — Встал, разом обдернул гимнастерку, свел назад все складочки. — Животы пороть, живыми в землю… Ребятишкам, раненым… головы откручивать!
Испугавшись, Эктов загородился обеими ладонями:
— Я к этому… никакого отношения… Можете поверить. Меня знают…
— Молчите лучше! — У Котовского запрыгала челюсть, он сдерживался из последних сил. — Кто бы говорил о крови… Молчите, я сказал! — и, повернувшись, выбежал из помещения.
Конвоиры-латыши просмотрели, когда комбриг поднялся к себе наверх. Лишь увидев тень, мотающуюся туда-сюда в задернутом окне, они подхватились и побежали. Тревога оказалась напрасной: арестованный сидел в убитой позе, держал голову в обеих руках и не глядел на оставленную настежь дверь.
Глава двадцать четвертая
Письмо Матюхину от войскового старшины диктовал Эктов, лести не жалел и уверял, что пересол тут невозможен, — все бандиты чрезвычайно падки на сладкое слово. В послании Матюхин именовался «командующим Тамбовскими крестьянскими войсками».
«…Мы Антонова и за человека не считаем. Одна надежда на тебя, Иван Сергеевич. Ведем с собой два полка — донской и кубанский. А прочее войско идет следом. Давай и ты своих орлов, красный Тамбов возьмем с ходу…
Хозяина нет в Тамбовской губернии, кроме тебя. Ждут крепкой власти мужики. А там, того и гляди, на Москву пойдем, на весь мир прославимся…»
Отыскать Матюхина предполагалось через его брата, Михаила, бывшего начальника районной милиции, скрывающегося сейчас где-то в одном из глухих лесных сел в районе действий оставшихся повстанческих полков. В качестве явки Эктов указал отдаленную заимку богатого пасечника. Повезли письмо «есаул» Захаров (военком второго полка) и «хорунжий» Симонов (взводный из эскадрона Кириченко).
На дорогу ушла первая половина ночи. Михаила Матюхина нашли быстро, подняли с постели. Он долго вертел заклеенное письмо, чесался. Наконец буркнул: «Ну хорошо» — и пошел одеваться.
В кромешном ночном лесу Михаил чувствовал себя как дома. Он вел уверенно, забираясь все глубже в глушь. Никаких дорог здесь не было, и другой потерялся бы даже в дневное время.
Миновали небольшую поляну с остатками раскиданного костра. Раздался собачий лай, и перед глазами возник высокий крепкий забор. Михаил негромко постучал в ворота, прислушался. Собаки за забором залились громче.
Послышались шаркающие шаги.
— Кого там бог дает?
Михаил негромко отозвался:
— А мы к дедушке, с поклоном от дяденьки.
Загремел засов. Захаров с Симоновым соскочили с седел, взяли лошадей за повод.
Приехавших встретил могучий старик, заросший бородой. Он пошептался с Михаилом, показал рукой, чтобы заходили.
Собаки рвались на привязи, хрипели, вставали на дыбы.
Из дома вышел заспанный мальчишка, рукавом тер глаза. Старик сходил в сарай за лошадью, бросил ей на спину подушку с веревочными стременами.
— Давайте письмо!
«Есаул» с «хорунжим» надеялись, что на заимке пасечника они встретятся с самим Матюхиным. Оказалось же, что бандит был гораздо осторожнее и прятался где-то дальше. Такой поворот дела не был предусмотрен инструкцией, но Захаров, не показывая вида, достал из-за пазухи конверт.