Стараясь отделаться от этой мысли, он выбрался из ямы.
– А сейчас ты должен посмотреть на сам лагерь пиратов! – воскликнула Бонтьер, просовывая руку ему под локоть. – Потому что он ещё более странный.
Они проследовали к очередному участку раскопок, расположенному в нескольких дюжинах ярдов левее. Смотреть было почти не на что: трава и дёрн убраны с площадки, быть может, в сотню квадратных ярдов – осталась лишь коричневая, плотная земля. Малин заметил несколько чёрных от древесного угля участков, где, очевидно, некогда горели костры – и множество круглых ямок, рассыпанных тут и там без какого-либо явного порядка. Бесчисленное множество пластиковых флажков торчало из земли, на каждом чёрным маркером выведен номер.
– Эти ямки, судя по всему, остались от палаток, – пояснила Бонтьер, – в которых жили рабочие, возводящие Водяной Колодец. Но только посмотри, что они оставили! Каждый флажок отмечает какой-нибудь предмет, а ведь мы работаем здесь лишь пару дней.
Она подвела Малина к дальнему краю барака, где было разложено огромное полотнище брезента. Она приподняла край, и Хатч с изумлением уставился на находки. Дюжины предметов лежали правильными рядами, их пронумеровали и снабдили ярлычками.
– Два кремнёвых пистолета, – указывая, перечисляла она. – Три кинжала, два абордажных меча, сабля, короткоствольное ружьё с раструбом. Ящик картечи, несколько мешочков мушкетных пуль. Дюжина песо, несколько серебряных тарелок, а ещё секстант и дюжина десятидюймовых корабельных пик.
Она подняла голову.
– Я ни разу в жизни не находила так много и так быстро. И потом, взгляни сюда, – попросила она, подняла золотую монету и вложила ему в руку. – Понятия не имею, сколько у тебя денег – но дублон, вроде этого, советую не потерять.
Хатч взвесил монету в руке. То оказался крупный испанский дублон, холодный и восхитительно тяжёлый. Золото блестело так ярко, словно монету отлили лишь неделю назад. По центру шёл Крест Иерусалима, обхватывая льва и башню, что символизировали Лион и Кастилью. По краю монеты шла надпись «PHILIPPVS+IV+DEI+GRAT». Золото согрелось в ладони, а сердце забилось чаще вопреки его воле.
– А теперь, ещё одна загадка, – продолжила Бонтьер. – В семнадцатом столетии моряки никогда не хоронили людей одетыми – потому что, tu sais[40], одежда была для них весьма и весьма ценна. Но если тебе приходится хоронить одетых, ты, по крайней мере, их обыщешь, non? Мешочек золота в ботинке был целым состоянием для кого угодно, даже для пирата. И потом, почему они бросили здесь всё остальное? Пистолеты, сабли, ружья, пики – всё это неотъемлемая часть их жизни. А секстант, средство найти дорогу в море? Никто не оставил бы всё это по доброй воле.
В этот миг появился Сен-Джон.
– Мы нашли новые кости, Изобель, – сказал он, слегка коснувшись её за локоток.
– Ещё? В новом квадрате? Christophe, как здорово!
Хатч проследовал за ними обратно к месту раскопок. Рабочие целиком обнажили второй квадрат, и теперь энергично взялись за третий. Глядя в новую яму, Хатч почувствовал, как возбуждение уступает место тревоге. Ещё три черепа оказались во втором квадрате, вместе с огромной грудой прочих костей. Повернувшись, Малин увидел, как рабочие щёткой счищают грязь на третьем участке. Он заметил, как показался новый череп, и ещё один. Работы продолжались, девственная почва безостановочно исторгала из себя коричневые останки: трубчатую кость, затем таранную и пяточную – от ступни. Последняя лежала сверху, как если бы труп опустили в яму лицом вниз.
– А на зубах скрипит песок, – пробормотал Хатч.
– Что? – не понял Сен-Джон.
– Неважно. Строчка из «Илиады».
Никто и никогда не хоронит людей лицом вниз, по крайней мере, если к ним есть пусть толика уважения. Братская могила, – подумал Хатч. – Тела бросали как попало. Всё это напомнило нечто такое, что ему однажды пришлось исследовать в Центральной Америке – трупы крестьян, гражданских жертв военного переворота.
Даже Бонтьер умолкла, её радость быстро увяла.
– Что здесь могло произойти? – спросила она, оглядываясь по сторонам.
– Не знаю, – ответил Хатч, у которого засосало под ложечкой.
– Я не замечаю признаков насилия на костях.
– Насилие не всегда оставляет ясные следы, – ответил Хатч. – Или они могли погибнуть от болезни или истощения. Медэкспертиза могла бы помочь.
Он отвернулся от мрачного зрелища – от массы коричневых костей, лишь сейчас увидевших свет, от скелетов, местами лежащих друг на друге, от клочьев их полусгнившей кожи, темнеющих в моросящем дождике.
– А ты можешь провести такую экспертизу? – спросила Бонтьер.
Хатч некоторое время молчал, стоя на краю могилы. Приближался вечер, опускались сумерки. В дожде, тумане и надвигающейся полумгле, под мрачные звуки далёкого прибоя, всё, казалось, становится серым и мёртвым, словно саму жизненную силу высосало из ландшафта.
– Да, – наконец, ответил он.
И они снова помолчали.
– Что здесь могло случиться? – прошептала Бонтьер, обращаясь к самой себе.
26
На рассвете следующего дня главные члены экспедиции собрались в рулевой рубке «Гриффина». Атмосфера разительно отличалась от той подавленной и деморализованной, которая, как помнил Хатч, была после несчастного случая с Кеном Филдом. Сегодня в воздухе витало электричество, предчувствие чего-то большого. У края стола Бонтьер разговаривала со Стритером насчёт переброски находок к главному складу. Тот молча слушал. С другого края, неимоверно растрёпанный и неопрятный, Вопнер оживлённо перешёптывался с Сен-Джоном, перемежая речь дикими жестами рук. Как обычно, капитана не было видно, он в своей каюте выжидал, когда соберутся все. Хатч налил себе чашку кофе и взял огромный жирный пончик, после чего уселся рядом с Рэнкиным.
Дверь в рубку отворилась, появился Найдельман. Пока он спускался по ступенькам, Хатч моментально понял, что настроение капитана совпадает со всеобщим. Тот жестом попросил доктора подойти к нему.
– Я хочу, чтобы вы приняли это, Малин, – негромко произнёс капитан, вкладывая что-то тяжёлое в его руку.
Хатч с удивлением узнал массивный золотой дублон, который вчера нашла Бонтьер. Он с немым вопросом посмотрел на капитана.
– Это немного, – продолжил Найдельман со слабой улыбкой. – Бесконечно малая порция той доли, которую вы в конце концов получите. Но это – первый плод наших усилий. Я хочу, чтобы вы взяли его в качестве символа нашей признательности. За то, что сделали такой трудный выбор.
Хатч пробормотал слова благодарности, засовывая монету в карман, и, возвращаясь на своё место, почувствовал себя непостижимо смущённым. Почему-то ему не понравилась идея забрать дублон с острова, словно это могло принести неудачу в раскопках остальных сокровищ. Неужели я тоже становлюсь суеверным? – полушутя, полусерьёзно подумал он и сделал зарубку на память – запереть монету в медицинском бараке.
Найдельман быстрым шагом подошёл к столу, встал во главе его и, излучая потрясающую энергию, принялся рассматривать свою команду. Капитан выглядел безукоризненно: принявший душ, чисто выбритый, одетый в плотное хаки, чистая кожа без морщин и складок, натянутая на кости. Его серые глаза в тёплом свете рубки показались чуть ли не белыми.
– Думаю, сегодня нам есть что выслушать, – произнёс он, переводя взгляд с одного сидящего на другого. – Доктор Магнусен, давайте начнём с вас.
– Насосы в порядке и готовы к работе, капитан, – ответила инженер. – Мы установили дополнительные датчики во второстепенных шахтах и с внутренней стороны дамбы, чтобы следить за уровнем воды при откачке.
Найдельман кивнул, и его взгляд сместился дальше вдоль стола.
– Господин Стритер?
– Дамба готова. Все тесты на стабильность и структурную целостность положительны. Крюк на месте, команда на «Цербере» в ожидании дальнейших инструкций.