Размышляя о власти, которой он сейчас обладал, Гриффитс удивлялся тому, что чувствует себя совершенно несвободным. Может, такова природа любой власти? Может, это сама власть, абсолютная и непререкаемая, приковывает его к проклятому трону?
Что ж, он действительно прикован к этому месту. Если бы он попытался покинуть планету, то все ее население тут же собрало бы свои пожитки и последовало за ним. Мало того, если его объявят “безумным пророком”, то “ради его же блага” просто-напросто разорвут на части. Единственную возможность для бегства открывало паломничество, но Гриффитс никак не мог придумать для этого хоть какой-нибудь предлог, отвечавший строгим требованиям законов Иридиса.
Гриффитс заставил себя отвлечься от грустных мыслей: старик-проситель уже довольно долго ему что-то говорил.
– … многие славные улицы вашего вновь обретенного города, ваше превосходительство, Отец Кланов, – с восторгом на лице говорил старик. – Проделав эту работу, ваше святейшество, мы с компаньонами обнаружили множество хранилищ, доверху наполненных всеми сортами зерна, включая самые лучшие семена квантриса. Да будут благословенны боги, дальновидные и мудрые, о Божественный, за то, что они в своей бесконечной щедрости снабдили нас этим даром…
Гриффитс, Великий Пророк и Отец Кланов, взглянул на него с недоумением.
– Вы хотите сказать, что нашли зернохранилища? – спросил он, пытаясь добраться до сути сказанного стариком.
– Да, о благороднейший! Ты уловил самую суть проблемы, ради которой я и пришел к тебе в этот день…
Гриффитс поспешно поднял руку, желая заставить старика быть более лаконичным.
– Да, да, я уловил суть! Вы с приятелями отправились на прогулку и нашли много этого самого… квантриса.
– Да, господин! И, как ты знаешь…
Гриффитс поморщился. Черт бы побрал эти биолинки! Они чересчур тщательно переводят. Они передают не только значение слов, но и их социальный контекст вплоть до модуляций голоса и телодвижений говорящего. Все это замечательно, думал он, до тех пор, пока вы не столкнетесь с некоторыми неприятными аспектами. Когда он впервые заговорил с этими религиозными фанатиками, будучи их пророком, то не нашел ничего лучшего, как взять за образец поведения персонаж одного из фильмов на библейскую тему, которые мать заставляла его смотреть каждую Пасху. К несчастью, биолинк зафиксировал этот образ, и в результате речь каждого жителя Иридиса звучала для него так, словно цитата из посланий Апостолов.
– … как ты знаешь, квантрис – это бесценный дар самих звезд. Скорлупа квантриса тверда, мой господин, но плоть его сладка и соблазнительна…
– Да, да, все ясно! – Пророк отчаянно замотал головой, тщетно пытаясь избавиться от лишних слов. – Вы нашли зерно, и где же? Подумать только – в зернохранилище! Так в чем же проблема?
Старец опять завел торжественным тоном:
– О Божественный Пророк Звезд… Гриффитс гневно остановил его:
– В чем состоит твой вопрос?
– О мой господин! Какова будет твоя воля – что мы должны с ним сделать?
Гриффитс уставился на старика в полном недоумении.
Старик смотрел на него с надеждой.
– Да о чем тут говорить? – вдруг выпалил Гриффитс. – Зерно что, плохое?
– О нет, мой господин!
– Оно съедобно? Его можно есть?
– О да, мой господин!
– Ну так в чем же дело?
– О Божественный Пророк… – начал было старик, но, увидев выражение лица пророка, на секунду замолчал и затем заговорил в более деловом тоне. – Господин, мы обращаемся к вам и вашей мудрой мантии: должны ли мы оставить зерно в теперешнем виде, сварить его или смолоть его в муку?
– Какого черта я должен… – начал Гриффитс, но тут же осекся. – Его можно есть сырым?
– О нет, мой повелитель! Для этого его скорлупа слишком тверда.
Гриффитс почувствовал, как краска заливает все его лицо.
– А если его сварить?
– О мой повелитель, блюда, которые можно приготовить таким способом, неблагодарное население, скорее всего, сочтет отвратительными на вкус.
– Можно ли сделать из него хорошую муку? – спросил побагровевший Гриффитс, уже с трудом сдерживая себя.
– О да, мой повелитель! – льстиво промолвил старик, не понимая, чем прогневил пророка. – Превосходную муку!
– Тогда, – сквозь зубы процедил Гриффитс, – сделайте муку!
– О Повелитель нашего народа! – Старик едва не прослезился от умиления. – Благодарю тебя! Ты подтвердил наши собственные соображения, пролив на нас свет твоей мудрости! Да будут во веки веков прославлены ты и твое величие!
Старик упал перед Гриффитсом на колени и оросил горячими слезами его руку. Затем, пребывая в священном экстазе, повернулся и начал осторожно спускаться по ступенькам между ТайРенами, за которыми стояла длинная цепочка просителей, выходящая аж за Девятые Врата Просвещения. У каждого из них были свои вопросы к пророку и его великой Мантии – несомненно, такие же неотложные и неразрешимые.
– Боже мой, и как только меня угораздило! – горестно пробормотал Гриффитс. Вскинув голову, он пристроил соскользнувший локоть на крайне неудобную ручку своего трона и попытался стряхнуть с себя сонливость. Но эту битву ему не суждено было выиграть. Тяжелая корона-мантия давила на голову. Он весь взмок под многочисленными одеяниями, но больше всего его угнетала нескончаемая очередь просителей. Некоторые просьбы действительно заслуживали внимания, но по большей части были пустяковыми – люди настолько привыкли полагаться на своих руководителей, что совершенно отвыкли думать самостоятельно.
Что ж, подумал Гриффитс, я это заслужил. Его отец, адмирал Сэмюел Гриффитс, был руководителем одной из марсианских колоний и весьма уважаемой личностью. Гриффитсу вдруг пришло в голову, что он никогда, даже мысленно, не называл своего отца иначе как “адмирал Гриффитс”, будто слово “адмирал” было с самого рождения частью его имени. Вполне естественно, старик ожидал, что его способный, но не слишком амбициозный сын будет достоин имения Гриффитсов. Поэтому, несмотря на все протесты Джереми Гриффитса, его поступление в мореходку было делом предрешенным. Правда, для того, чтобы кадета Гриффитса оттуда не выкинули, потребовалось неоднократное вмешательство адмирала: Джереми был, по словам его командира, “блестящим, но недисциплинированным” курсантом. Если бы Гриффитс-младший не зарекомендовал себя талантливым пилотом, вполне возможно, что он так и не закончил бы военно-морскую академию, несмотря на все влияние его отца. Когда наконец Джереми направили на службу, адмирал позаботился о том, чтобы ему досталось теплое местечко – в одном из марсианских конвоев. Для мальчика здесь открываются прекрасные возможности сделать карьеру, решил Гриффитс-старший. Были задействованы все необходимые рычаги, для того чтобы парнишка попал в быстро растущий корпус астронавтов и получил заветное звание капитана. Однако, к огорчению его отца, спасательные операции в марсианской колонии закончились почти сразу после того, как его сын поступил на службу.
Как ни странно, Гриффитсу понравилось быть астронавтом. Ему был по душе высокий статус службы, нравилась царящая в ней непринужденная атмосфера, и вскоре он стал признанным специалистом в области летательных аппаратов, двигателей и даже ксеногеографии [1]0
Дошло до того, что его назначили дублером пилота на первых межзвездных испытаниях двигателя Бельтрана-Сакса, предназначенного для полетов в параллельных пространствах.
Вот только летать в дальний космос ему никогда особенно не хотелось.
И вдруг этот идиот, полковник Мердок, всего за три недели до полета сдуру перевернулся в своем аэрокаре, сломав левую руку и раздробив правую ногу. В результате Гриффитс оказался в составе основного экипажа. Узнав об этом, адмирал заплакал от восторга. Сколько Джереми себя помнил, он всегда старался произвести на старика впечатление, но, пожалуй, лишь сейчас это ему действительно удалось. Молодой человек, конечно, понимал, что теперь пути назад нет. Прежде чем Джереми успел свыкнуться с этой мыслью, он уже сидел в рубке межзвездного корабля, с бешеной скоростью уносящегося от Земли, и отчаянно надеялся на то, что “эта штука” не взорвется.