Предыдущее шутливое приветствие Гая, видимо, произвело на Эпторпа неизгладимое впечатление и способствовало сохранению им веселого настроения в течение остальной части дня. На следующий день Эпторп уже не витал в облаках и испытывал слабое недомогание где-то внутри, но зато у него появилась новая idee fixe.
Еще до первого построения он сказал Гаю:
– Послушай, старина, я был бы тебе очень признателен, если бы ты приветствовал меня всякий раз, когда мы проходим мимо друг друга в пределах лагеря.
– С какой стати, Эпторп?
– Как это с какой? Я ведь приветствую майора Тренча.
– Конечно, приветствуешь.
– Разница между ним и мной точно такая же, как между мной и тобой. Понимаешь, о чем я говорю?
– Дорогой мой, нам ведь с самого начала нашей службы очень хорошо объяснили, кого следует приветствовать и в каких случаях.
– Правильно. Но разве ты не понимаешь, что я – это исключение?! Мое положение беспрецедентно во всей истории полка. Не так давно все мы начали службу в равном положении. Случилось так, что я сравнительно быстро выдвинулся, поэтому, естественно, я должен делать что-то большее для укрепления своего авторитета, чем если бы я продвигался вперед в течение многих лет. Пожалуйста, Краучбек, приветствуй меня. Прошу тебя как друга.
– Очень сожалею, Эпторп, но я просто не смогу делать этого. Я буду чувствовать себя ослом.
– Ну что ж, тогда, по крайней мере, скажи всем другим офицерам.
– Ты действительно хочешь этого? Ты хорошо обдумал это» дело?
– Больше я ни о чем и не думал.
– Хорошо, Эпторп. Я скажу им.
– Категорически приказать приветствовать меня я, разумеется, не могу. Просто скажи им, что таково мое желание.
Желание Эпторпа быстро стало известно каждому, и в течение нескольких дней он был жертвой согласованного преследования. Идя кому-нибудь навстречу, он всегда теперь начинал смущенно, с большим напряжением готовиться… неизвестно к чему. Иногда офицеры, ниже его по чину, приветствовали Эпторпа без улыбки, по всем правилам; иногда они проходили мимо, совершенно игнорируя его; иногда они лишь небрежно вскидывали руку и говорили: «Привет, „дядюшка“.
Наиболее жестокий прием выдумал де Сауза. Завидев Эпторпа, он совал трость под левую руку и переходил на четко выраженный строевой шаг, поедая Эпторпа взглядом. Затем, когда до встречи оставалось шага два-три, он неожиданно расслаблялся и отводил взгляд в сторону, а однажды он внезапно опустился на одно колено и, не сводя с капитана подобострастного взгляда, начал поправлять руками шнурок на ботинке.
– Послушай, ты доведешь этого несчастного человека до полнейшего безумия, – сказал Гай де Саузе.
– Да, пожалуй, доведу, «дядюшка». Честное слово, наверняка доведу.
Эта забава кончилась однажды вечером тем, что Гая вызвал к себе в канцелярию подполковник Тиккеридж.
– Садитесь, Гай. Я хочу поговорить с вами неофициально. Меня все больше и больше беспокоит Эпторп. Скажите откровенно, у него с головой все в порядке?
– Видите ли, подполковник, у него, конечно, есть некоторые странности, но я не думаю, что та или иная из них могла бы привести к чему-нибудь опасному.
– Надеюсь, что вы не ошибаетесь. Я получаю со всех сторон весьма необычные докладные записки о нем.
– С ним произошел очень неприятный случай в день нашего отъезда из Саутсанда.
– Да, я слышал об этом. Не повлияло ли это происшествие на его умственные способности? Позвольте рассказать вам о его позднейших странностях. Недавно он сформулировал и попросил меня включить в приказ положение, согласно которому все младшие офицеры должны приветствовать его. Согласитесь, это выглядит не совсем нормально.
– Я согласен, подполковник.
– Или такой приказ, сказал он, или другой, в котором указывалось бы, что вы не обязаны приветствовать его. Это тоже не укладывается в норму. Что же, собственно, с ним происходит?
– Я полагаю, подполковник, дело в том, что недавно его немного рассердили.
– Я совершенно уверен, что так оно и было и что дело зашло слишком далеко. Попрошу вас передать кому следует, что шутки необходимо прекратить. Не исключено, что пройдет немного времени и вы тоже окажетесь в его положении. Тогда вы убедитесь, что у вас будет достаточно дел без того, чтобы вас еще сердили всякие юные глупцы.