— А задок-то, честно говоря, ничего себе, — сказал Лютик, настраивая лютню. — А, Геральт? Геральт! Эй, куда ведьмак запропастился?
— А нам-то что? — буркнул Богольт, подбрасывая поленья в костёр. — Ушёл. Может, по нужде. Его дело.
— Конечно, — согласился бард и ударил по струнам. — Спеть вам чего-нибудь?
— А что, спой, — сказал Ярпен Зигрин и сплюнул. — Только не думай, будто за твоё блеяние я дам тебе хоть шелонг. Тут, парень, не королевский двор.
— Оно и видно, — кивнул трубадур.
— Йеннифэр.
Она обернулась, точно удивлённая, хотя ведьмак не сомневался, что она уже давно слышала его шаги. Поставила на землю деревянный ушат, выпрямилась, откинула со лба волосы, высвобожденные из-под золотой сеточки и теперь крутыми локонами спадающие на плечи.
— Геральт.
Как обычно, она носила только два своих цвета — чёрное и белое. Чёрные волосы, чёрные длинные ресницы, позволяющие только гадать о цвете скрытых ими глаз. Чёрная юбка, чёрный короткий кафтанчик с белым меховым воротником. Белая рубашка из тончайшего льна. На шее — чёрная бархотка, украшенная усеянной бриллиантами обсидиановой звездой.
— Ты ничуть не изменилась.
— Ты тоже, — поморщилась она. — И в обоих случаях это одинаково нормально. Однако напоминать об этом, хоть, может, это и не самый скверный способ начать разговор, бессмысленно. Правда?
— Правда, — кивнул он, глядя туда, где стояла палатка Недамира и горели костры королевских лучников, частично загороженные тёмными квадратами фургонов. Со стороны дальнего костра долетал звучный голос Лютика, напевающего «Звёздным трактом», одну из своих самых удачных любовных баллад.
— Ну что ж, со вступлением покончено, — сказала волшебница. — Что дальше? Слушаю.
— Видишь ли, Йеннифэр…
— Вижу, — резко прервала она. — Но не понимаю. Зачем ты приехал? Ведь не ради же дракона? В этом-то, думаю, ничего не изменилось?
— Нет. Ничего.
— Так зачем же, спрашиваю, ты присоединился к нам?
— Если я скажу, что из-за тебя, поверишь?
Она молча глядела на него, и в её блестящих глазах было что-то, что никак не могло понравиться.
— Поверю, почему бы нет, — сказала она наконец. — Мужчины любят встречаться с бывшими любовницами, любят освежать воспоминания. Любят думать, будто давние любовные игры дают им что-то вроде пожизненного права собственности на партнёршу. Это хорошо влияет на их самочувствие. Ты не исключение. Несмотря ни на что.
— Несмотря ни на что, — усмехнулся он, — ты права, Йеннифэр. Твоя внешность прекрасно влияет на моё самочувствие. Иначе говоря, я рад, что вижу тебя.
— И это всё? Ну допустим, я тоже рада. Нарадовавшись, желаю спокойной ночи. Видишь, я отправляюсь на отдых. А предварительно намерена смыть с себя пыль и грязь. Но при этом привыкла раздеваться. Посему удались и с присущим тебе тактом обеспечь мне минимум удобств.
— Йен, — протянул он к ней руки.
— Не называй меня так! — яростно прошипела она, отскакивая, а из пальцев, протянутых в его сторону, посыпались голубые и красные искры. — Если коснёшься, выжгу глаза, прохвост.
Ведьмак попятился. Чародейка, немного остыв, снова откинула волосы со лба, встала перед ним, упёршись руками в бока.
— Ты что думаешь? Что мы весело поболтаем, вспомним давние времена? А может, в завершение всего пойдём вместе на воз и подзаймёмся любовью на овчинах, так просто, чтобы освежить воспоминания? Да?
Геральт, не зная, читает ли чародейка его мысли или удачно угадывает, молчал, криво улыбаясь.
— Эти четыре года сделали своё, Геральт. У меня всё прошло, и только исключительно поэтому я не наплевала тебе в глаза при сегодняшней встрече. Но пусть тебя не обманывает моя сдержанность.
— Йеннифэр…
— Молчи! Я дала тебе больше, чем кому-либо из мужчин, паршивец. Сама не знаю, почему именно тебе. А ты… О нет, дорогой мой. Я — не девка и не случайно прихваченная в лесу эльфка, которую можно в одно прекрасное утро бросить, оставить на столе букетик фиалок и уйти, не разбудив. Которую можно выставить на посмешище. Осторожней! Если сейчас ты скажешь хоть слово, пожалеешь!
Геральт не произнёс ни слова, безошибочно чувствуя бурлящую в Йеннифэр злобу. Чародейка снова смахнула со лба непослушные локоны, взглянула ему в глаза.
— Что ж, мы встретились, — тихо сказала она. — Не надо выставлять себя на посмешище. Сохраним лицо. Прикинемся хорошими знакомыми. Но не ошибись, Геральт. Между нами уже нет ничего. Ничего, понимаешь? И радуйся, ибо это означает, что я уже отказалась от некоторых проектов, ещё совсем недавно касавшихся тебя. Однако отсюда вовсе не следует, что простила. Я тебя никогда не прощу, ведьмак. Никогда.