– Хочу выкрасть из музея один японский меч и кое-что отрезать одному типу.
– Витёк вытаращил глаза, как делал это постоянно, если чему-то удивлялся. Когда это происходило, лицо его, и без того вытянутое, делалось ещё длиннее, отчего становилось даже страшно за его здоровье. Он даже привстал.
– Ты не разыгрываешь? Что, правда? Но почему бы не сделать это простым садовым секатором?
– Шучу, конечно, – извинился Панчик. – Меч мне нужен не для этого. Я даже не знаю пока, как это сделать, но почему-то твёрдо уверен, что уволоку его.
– Ради спортивного интереса?
– Ну, почти. Я бы сказал, вопрос жизни и смерти.
– Это хотя бы что-то объясняет, но не оправдывает. Воровать нехорошо.
– На том свете оправдают.
Витёк замолк и ушёл в себя. Пока он занимался медитацией, Панчик обложился журналами и стал их просматривать. Это были не дешёвые издания, с хорошими фотографиями и добротными комментариями. Там были и такие охотничьи ножи, какие даже трудно было себе вообразить. Теперь Панчик не удивлялся тому, как простого смертного могло втянуть в подобное увлечение. Во всём, что он видел, присутствовала красота и агрессия. Как раз то, что привлекало большинство мужчин. Особое внимание уделялось, конечно же, саблям.
– А почему принято японские сабли называть мечами? – спросил Панчик, пока Витёк смотрел в пустоту.
– Всё просто, – не замедлил с ответом Витёк. – Я думаю, что меч звучит солиднее. Сабля женского рода, как и шашка. Хотя у арабов делали клинки не хуже, чем у японцев. Нисколько не хуже, но их не сохранилось. Разве что в киношках. Да и наши шашки казачьи ничуть не уступали, особенно в конном бою. Но все они приспособлены под одну руку. А японский катан так и остался двуручным. Если его держать в одной руке, то он по-любому проигрывает нашим европейским саблям. Но это к делу не относится. Он меч, в принципе, в отношении к нему. Согласись, к словам тоже отношение неодинаковое. Меч настраивает на большее. Поэтому японцы и молятся на свои мечи.
– Что, до такой степени? Я думал, что они только на свою Фудзияму молятся.
– Японцы очень набожны, – заверил Витёк. – Они и на воду молятся. Они вообще очень уважительны ко всему, что их окружает.
– Мне кажется, ты идеализируешь.
– Есть немного, – согласился Витёк. – Наверное, это свойственно большинству русских, особенно, если увлечён востоком.
– А сейчас увлечение кончилось?
– Скорее переросло в другое. Пока секрет.
– Понимаю, – кивнул Панчик.
– Значит, ты хочешь стащить маленькую ворону? – как будто для себя сказал Витёк. – Такие клинки просто так в руки не даются.
– Маленькая ворона это что? – не понял Панчик. Витёк улыбнулся и, порывшись в журналах, протянул один, открытый на нужной странице. – Вот маленькая ворона. Все знаменитые мечи в Японии имеют личные имена, как и люди. Есть синее небо, есть молодая луна, белый журавль…
– Красиво, – согласился Панчик, разглядывая фотографию из журнала.
– Это один из самых старых мечей в Японии. Шедевр. Хотя, кому что.
– И чем же он прославился?
Витёк пожал плечами. – А чем хороша для папуаса икона Андрея Рублёва? Да даже для простого обывателя. Или храм Василия Блаженного?
– Ну, ты и сравнил.
– В том и дело, что для японца это одно и то же. Главное, что эти вещи имеют подлинный характер. Они убеждают всех, кто имеет с ними дело, в своей подлинности.
– Но любая вещь подлинная, – засомневался Панчик.
– Не любая. Есть вещи не подлинные, а лишь как подражание. Как и у людей. Есть человек личность, а есть жалкое подобие. Так же и в творчестве. Есть творец, и есть тот, кто подражает, не внося ничего своего. Подлинный мастер никогда не станет подражать. По понятиям японцев, настоящий мастер творит. А это, заметь, уже божественный уровень. Ведь бог – это творец. Или ты не согласен?
– А ты философ!
– Восток – дело тонкое.
– Эт точно, – согласился Панчик, тронутый искренностью и простотой услышанного. Они оба посмеялись над классической фразой товарища Сухова, а потом Витёк продолжил:
– Понимаешь… Подлинная вещь не только убеждает в чём-то. Подлинная вещь – это ещё и источник силы, проводник к какому-то незыблемому убеждению. К вере, что ли? К пониманию. Возьмём религию. Ведь если икона написана настоящим мастером, то верующему легче перейти на другой уровень осознания, ну и веры, разумеется. Увидев всю полноту картины вокруг, всю её божественность, наша вера укрепляется, и мы приобщаемся к неисчерпаемому источнику энергии.
– Всё настолько банально? Энергия и только?
– Отчасти ты прав, Родион. Но всё не так просто. Энергия человеку нужна для продвижения. Ведь жизнь, со своими фишками, как выражается Андрюха, останавливает нас, и мы лишаемся изначального импульса и продвижения к истине, к богу. Поэтому нам нужна энергия. А где её взять, скажи?