Ладно, неважно. Надо наслаждаться жизнью. Раз уж остался в Яви вопреки зову предков… Говорят, Ярый лично с Мораной бился за его душу. А «мавка» отпугивала посланцев Черной Богини нежными руками и фиолетовыми волосами. И справилась, хоть и не скажешь по виду, что по силам ей такое. Видно, и вправду, помогают девчонке южанские боги. Или русинские? Спросить, что ли?
Ни к чему. Вновь засмущается и будет неуклюже уходить от ответа. Видно кривду речь не хочет, а правду не может. Так и нечего из ребенка соки тянуть. Главная тайна русинов решена давно. Не враги они — друзья. Даже братья. А мелкие тайны разрешатся. Сами все обскажут, как время придет. Видно, пока не пришло. Галчонок, правда, проговаривается регулярно, но цельная картина пока не складывается. Вот пусть об этом у Вука голова болит…
Улыбнулся, ласково погладил девушку по плечу.
— Ты на меня обопрись! Или давай вернемся, полежишь!
— Ни к чему. Лепо всё.
— Может, хоть посидишь?
— Да не устал я.
— Ты же раненый! — задумалась на миг. — Зато я устала! Пойдем, вот на тех камнях посидим!
Не умеет «мавка» врать. Совсем не умеет. Чтобы ее хитрости насквозь видеть, не надо скрытником быть. Но почему и не подыграть? Дошли до камней, присели. Неугомонная девчонка и пяти частей не выдержала. Только и хватило — спросить, куда забрались. А откуда ему знать, только выходить начал. Храм здесь какой-то был. Сильно, видимо, сопротивлялись жрецы, здорово побили божий дом. Слабый у христиан бог, не сумел защитить внуков да правнуков. И то сказать, против той силы, что они собрали, ни один бог не устоит, верно русины говорят: от людей всё зависит…
Хорошо, когда не надо никуда спешить, бежать, выдергивать из ножен меч, боясь не успеть, рубить кого-то. Зато можно сидеть, обнимая любимую женщину… Любимую? Да, пожалуй. Не первый день на свете живешь, князь, пора от истины не прятаться в норку своей души. Давно не было такого. Да никогда не было. Каждая любовь — она особенная, неповторимая. Можно каждую первой считать…
Вот в этот раз прогулки под луной в дело пошли. Ну, не совсем под луной, кто же раненого князя по ночам отпустит шляться по захваченному городу? И днем-то чуть не полусотня добровольной охраны сопровождает. Делают вид, что прогуливаются неподалеку. Стрибожьи дети, мать их! И попробуй уединись тут с молодой женой!
Обнял девчонку покрепче. Рука прошлась по волосам, по щеке, плечу, скользнула на грудь… «Мавка» встрепенулась, задышала чаще…
— Что, прямо здесь?
Голос чуть хрипловат.
— Не хочешь?
— Хочу! А эти? — неуверенный кивок в сторону охраны. — Не отвернутся ведь!
— Эти? Не, не отвернутся, — усмехнулся, поцеловал в губы. — Пусть смотрят. И завидуют.
— Да? Сейчас!
Галка подскочила, вывернулась из-под руки, стремглав подбежала к стене храма и начала активно царапать кинжалом камень. Странная девчонка. Смешная. А ведь чуть не зарубил ее. Дважды. Когда в первый раз увидел, на корабле арабском. И потом, когда чуб покрасила. По всем правилам должен был зарубить. Что удержало? Везение ее пресловутое? Или Серый с Вашко и Изяславом? Или что-то другое? Предчувствие удачи, нужности этой странной девчонки… А жена перестала, наконец, ковырять стену, сделала пару шагов назад, оглядела надпись, довольно улыбнулась и вернулась к мужу.
— Ну как?
Светлен посмотрел на результат ее усилий.
— Неплохо. Главное — четко, понятно и надолго.
Галка перевела взгляд с князя на развалины храма. Потом обратно на князя. Девичьи руки обвили его шею, а губы тихонько шепнули в ухо:
— А теперь пусть смотрят! И завидуют!
Кордно — Царьград, лето 782 от Взятия Царьграда, грудень
Уйти в отпуск снова не вышло. Новая должность требовала постоянного присутствия в службице. Лютому оставалось только удивляться, каким образом Пинегин справлялся с потоком бумаг, обрушившимся теперь уже на нового начальника. Зато стало понятно, почему Брячислав Свержин, бывший заместителем у старого воеводы, категорически отказался занять освободившееся место, предпочитая остаться на прежней должности.
Впрочем, тот причин решения и не скрывал.
— Ты молодой, Буривой Володимеров, — говорил «вечный зам», усмехаясь в роскошные «воеводские» усы, — тебе по службе расти надо. А мое дело — до выслуги дотянуть и на отдых заслуженный уйти, внуков нянчить! А работа начальническая меня, старика, за год до цугундера доведет! И понесут на костер, с наградами на подушках.
Свержин, конечно, прибеднялся. На «старика» кряжистый пятидесятилетний мужик никак не тянул. Хотя внуков имел. Точнее, двух внучек. Появление на свет первого внука ожидалось по зиме. Помощь в работе, однако, заместитель оказывал огромную. Без него свежеиспеченный воевода просто утонул бы в текучке.
Откровения Брячислава заставили Лютого задуматься о происхождении слова «цугундер», славянским, по всем признакам, никак не являющимся. «От Изяслава, что ли пошло? Или еще от кого из русинов? — размышлял воевода. — Тьфу, черт, скоро русины на каждом углу мерещиться будут! Пошло и пошло, какая разница? «Цугундер» этот к делу не пришьешь! Окажется, что какой-нибудь Гуня Порубов[29] половину слов невнятно выговаривал, а многочисленное потомство разнесло батины выражения по всему княжеству. Чтобы ты голову ломал, а не делом занимался! Так что, все мудрствования побоку, и работать. Может, тогда и вырвешься на выходные с детьми!»
Однако, как ни рвал жилы воевода, дела кончаться категорически отказывались. Жена вернулась с летнего отдыха страшно обиженная на «бросившего» ее мужа, но, узнав про новую должность и, главное, размер оплаты, поутихла. Любава вообще много чего спускала Буривою с рук, скорее всего за то, что второй женой он не обзавелся и пока не собирался. Всеславу же и Вилене на папины рабочие заморочки было наплевать, но проведенное без отца лето их совсем не радовало.
И Буривой решился. Заявив Свержину, что может делать что угодно, но три дня (включая оба выходных) никто начальника Управы беспокоить не должен, воевода прихватил семейство и вылетел в Царьград, благо море там и в начале грудня теплое. Да и не море интересовало детишек. Намного сильнее манила возможность побродить с папой по городу, показывая найденные за лето «достопримечательности». Не те, что показывают всем отдыхающим на осмотрах[30], а свои, детские…
На второй день детишки притащили отца в какой-то старинный заброшенный дворик. Всеслав засунул два пальца в рот и сложно, с переливами, засвистел. На сигнал откликнулись похожим свистом, а чуть погодя из дырки в заборе показалась встрепанная голова. Паренек оглядел семейство Лютых насмешливым взглядом и сказал, обращаясь исключительно к Лютому-младшему:
— Тю! Таки говорили, шо вы уехали до дому! И таки шо у вас до мене за срочное дело, шо надо так свистеть, будто кума Поля свалилась с крыши?
— Мы и уехали, — ответил Всеслав. — Но вернулись с отцом. По делу.
— Надпись покажешь? — добавила Вилена. — Мы и сами найдем, но уговор был, чтобы без тебя не показывать.
Мальчишка вылез из дыры целиком, оценивающе оглядел Буривоя, провел чумазой ладонью по не менее чумазому носу и с сомнением сплюнул на землю через дырку от недостающего зуба:
— То ж скрытное дело, шобы до него всех водить!
— Отцу можно! — уверил Всеслав. — Он у нас скрытник!
— Целый воевода! — подтвердила Вилена.
— О! Це ж в корне меняет дело, — солидно отозвался мальчишка, вытер ладонь о портки и протянул Лютому. — Зыбко, — представился он. — Здоровенек будь, воевода! А справа[31] есть?
— И тебе не хворать, — улыбнулся Буривой, показывая удостоверение.
Чумазый десятилетний босяк, держащий себя «под скрытника» вызывал улыбку, а царьградский говор парнишки усиливал комичность его личности до невозможности.
— Таки покажу! И таки забесплатно! Но за то дело уговор, шобы кому попало не сказывать и без меня не водить. С той надписи еще дед моего деда прибыток имел!
31
Справа — жаргонное название документа. Аналог «ксива», но «справа» не имеет уголовного акцента. «Блатная феня» в этом мире не возникла в связи с короткой жизнью ее потенциальных носителей.