Я нахожу Теоса и его братьев такими же загадочными, как мое собственное наследие. Кем бы ни был мой Божественный родитель, она определенно не оставила никаких намеков на то, как ее найти, и я боюсь, что, даже если бы она это сделала, я бы не захотела.
Освободившейся рукой Теос хватает меня за горло. Он крепко сжимает, прижимая к бокам подушечками пальцев. Я судорожно сглатываю и вздергиваю подбородок, показывая ему, что это тоже меня не пугает. Как я узнала за последние десять лет, в некоторых случаях симулировать страх полезно, но Теос подобен дикому животному. Он чувствует этот запах, и это только усилит его желание разорвать меня на части еще быстрее.
— С сегодняшнего вечера ты никому не позволишь прикасаться к себе, — рычит он. — Терра ты или нет, Кайра Незерак, в ту секунду, когда я тебя трахну, ты будешь моей.
Я смеюсь над этим. Я ничего не могу с собой поделать. — Ты не смог бы остановить меня, даже если бы попытался, — отвечаю я. Я говорю это не для того, чтобы подзадорить его, а потому, что, даже если я лгу о том, кто я на самом деле, я не буду лгать об этом. Его хватка становится жестче, становится ограничительной, перекрывая мне доступ воздуха.
Из моих легких вырываются короткие вздохи. Я все еще смотрю ему в глаза. — Я сказала тебе, чего я жду от этой ночи, — говорю я ему. — Одна ночь. Никаких запретов. Никаких ограничений. Утром мы возвращаемся к тому, какими были.
Для разнообразия его губы приподнимаются. С тех пор, как я впервые заявила, что трахну кого-нибудь другого, если он этого не сделает, он ни разу не улыбнулся. Теперь, когда он это делает… Что ж, я ловлю себя на том, что испытываю некоторое беспокойство.
Теос наклоняется надо мной и снова целует мои губы. Я открываюсь для него, не смущаясь собственной потребности. Его язык вторгается внутрь, переплетаясь с моим. Он начинает медленно, а не быстро и сильно, а затем меняется, становясь жестче и глубже, чем дольше он целует меня. Да, у него определенно есть опыт. К тому времени, как он отпускает меня, во мне не остается воздуха, и я безуспешно пытаюсь отдышаться из-за ладони на моей шее. Моя голова становится легкой, кружится.
— После сегодняшней ночи, — говорит он, оставляя еще один поцелуй в уголке моих губ, прежде чем переместиться к подбородку, когда его хватка, наконец, немного ослабевает. Я делаю глоток свежего воздуха. — Тебе не захочется искать кого-то другого.
Такой уверенный. — Мы не помолвлены, Теос, — говорю я ему. — Это всего лишь одна ночь удовольствия.
Он облизывает линию моего подбородка и полностью убирает руку с моего горла, чтобы вонзить зубы в изгиб, место как раз между тем местом, где соединяются моя шея и плечо. — Ты не захочешь возвращаться к тому, что у нас было, — предупреждает он меня. — С этого момента ты захочешь быть в моей постели каждую ночь.
Я хихикаю. — Если бы мы еще не заключили пари, я бы предложила еще одно пари, что ты ошибаешься, — бормочу я. Мои груди поднимаются и опускаются, и я стискиваю зубы, когда он слегка прикусывает мое горло и движется вниз. Когда его зубы останавливаются на одном затвердевшем соске, моя спина выгибается над кроватью.
Острые, неистовые щупальца удовольствия пробегают от кончика моей груди вниз, к моему влагалищу. Я напрягаюсь, пытаясь освободиться от руки, все еще удерживающей меня, изо всех сил стараясь не делать этого слишком сильно. Я двигаюсь навстречу ему, покачивая бедрами, соблазняя его стянуть с меня штаны и войти в меня.
— Теос… — Его имя — мольба на моих губах. Он игнорирует ее, переключаясь на другую грудь и довольно злобно прикусывая ее. Из моего рта вырывается крик, и я чувствую, как его губы обхватывают мою чувствительную плоть. — Ублюдок, — рычу я.
Он смеется, звук игривый. Наконец, он, кажется, на что-то решается. Он отпускает мои руки, и я опускаю их на его верхнюю часть спины, пока он насилует мою грудь. Поцелуй за поцелуем он прижимается к моей нежной коже, а затем опускается между ними, пока он проводит ими по моим ребрам и отметинам, оставшимся от перевязи. Теос двигается еще дальше, пока его подбородок не упирается в пояс моих брюк.