Тоска от понимания поселяется у меня в груди, когда я поднимаюсь на ноги и делаю шаг назад, подальше от края крыши. Несколько зрителей внизу замечают мою тень, но к тому времени, как они оборачиваются, я уже исчезаю из поля их зрения. Я выдыхаю, прислоняясь спиной к нагретой солнцем трубе на самом верху крыши.
Отвратительные. Мерзкие. Недостойные. Все, что Боги бросают в нас, людей. Последнее ранит сильнее всего. Недостойные. Недостойные чего? Мне всегда было интересно. Недостойные жалости? Терпения? Любви?
Если мы такие недостойные, то зачем они вообще пришли сюда?
Я отворачиваюсь от этого зрелища и соскальзываю по противоположному склону крыши. Раздается крик — сдавленный хрип мужчины. Я стискиваю зубы. Не обращай внимания, Кайра. Ты ничего не можешь для него сделать. Мне нужно беспокоиться о своей шкуре.
Когда мои ноги снова ступают на твердую почву, я поворачиваюсь и смотрю туда, где спины людей все еще собираются на рыночной площади. Вход в переулок переполнен ими. До моих ушей доносятся крики Талматии над ними.
— … темницу, немедленно! Осмелиться ослушаться своих Богов, какое Богохульство. — Мои руки сжимаются в кулаки. Тяжесть чего-то знакомого давит мне на грудь. Беспомощность. Бессилие. Ярость.
— К черту это, — бормочу я, поворачиваясь обратно к площади. Возможно, если я скрою свое лицо, у меня не было возможности закончить мысль.
В ту секунду, когда я делаю движение к толпе, жесткая рука хватает меня за мое плечо и дергает меня назад. — Даже, блядь, не думай об этом, — Регис шипит мрачным голосом мне в ухо, когда он грубо тащит меня прочь от входа в переулок и за следующий угол.
С рычанием я бью локтем назад и вниз по его нижней части живота. Он кряхтит и хрипит от удара, ослабляя хватку достаточно, чтобы я оказалась вне пределов его досягаемости.
— Не надо! — рявкает он, задыхаясь, и кладет руку на живот. — Кайра, оно того не стоит.
Насилие поет в моей крови, когда я слышу, как крики женщины достигают новой высоты. — Никто другой не сможет им помочь, — огрызаюсь я.
Он качает головой. — И ты тоже не сможешь, — говорит он. — Ты не можешь, иначе рискнешь всеми нами в Преступном мире. — Он прав. Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Первое, что должна была сделать Офелия, когда я попала к ней, — это отправить меня в надёжные объятия одной из Академий, прямо к Богам. Но она этого не сделала. И из-за этого я не просто не принадлежу им — я постоянно в опасности.
— Забудь об этом. Это не наше гребаное дело. Если тебя поймают, ты будешь мертва. — Регис проводит рукой по животу и делает шаг ближе ко мне. — Я знаю, ты хочешь помочь им, но будь умнее. — Эмоции захлестывают меня, наполняя мой организм необходимостью бороться, но когда он обнимает меня — на этот раз мягче, нежнее — все это улетучивается. — Если ты хочешь им помочь, тогда выжидай.
— Они не сделали ничего плохого, — говорю я.
— Я знаю, Кайра, — шепчет он. Я кладу голову ему на плечо, и после недолгого колебания он кладет ладонь мне на затылок, сильнее прижимая ее к себе. Будь он кем-то другим, я бы даже не осмелилась выдать свою уязвимость, но это не так. Он Регис. Мой друг, мой товарищ. Он знал меня с тех пор, как я попала в Преступный мир. — Я знаю, — он снова произносит эти слова, его голос становится резче и глубже, чем раньше. Если кто-то и может понять невероятно несправедливые различия между смертными и Богами и тиранию, с которой они правят миром, то это был бы Регис.
— Их отправят в темницу, — говорю я. — Возможно, и мальчика тоже. — Там он умрет. Я знаю это, хотя и не говорю в слух. Судя по виду и количеству крови, ему требовалась немедленная помощь врача — а не того, чтобы его вместе с родителями отправили в темницу за какое-то предполагаемое оскорбление Бога этого города. Чувство вины тяжелым грузом течет по моим венам.
Регис кивает и отстраняется от меня. — Тогда мы вытащим их, — говорит он. — Но не сейчас. Мы не можем рисковать, что о твоем существовании узнают. Особенно не сейчас.
Смысл его слов не ускользает от меня, но я знаю, что он прав. Мне это неприятно, но я позволяю ему увести меня. При каждом шаге мне кажется, что я иду по битому стеклу, и не важно, насколько далеко доносятся крики, они эхом отдаются в моей голове.
Регис продолжает обнимать меня за спину, не позволяя обернуться.
— Сегодня вечером, — повторяю я, глядя на него снизу вверх, когда мы наконец возвращаемся ко входу в гостиницу. — Обещай мне.
Он вздыхает и, наконец, отпускает меня, чтобы сделать шаг назад. — У тебя чертовски доброе сердце, Кайра, — заявляет он. — Это гребаное чудо, что ты продержалась в качестве ассасина так долго, не говоря уже о том, насколько ты хороша.