— Сложно, — согласился я. — Но мы же с вами коммунисты. Большевики, мы трудностей не боимся.
— Не боимся, — все еще видимо не совсем понимая, чего я от него хочу поддакнул Косолапов. Забавно, его считали лицом фракции «фундаменталистов» в КПСС, а тут получается я его учу как родину любить. Уверен, ему оказаться в такой ситуации было непривычно.
— Ричард Иванович, позвольте сказать вам кое-что начистоту, — произнёс я. — Сложно отрицать, что капитализм, описанный Марксом в «Капитале», давно трансформировался. Общество, мировая экономика, технологии — всё это развивается по спирали, и мы уже не можем опираться исключительно на схемы, которые казались единственно возможными в начале века. Последним крупным теоретиком марксизма в нашей стране можно считать Сталина и то учитывая последовавшие на него «гонения» после смерти, идеи Иосифа Виссарионовича оказались некоторым образом скомпрометированы в глазах общественности. При этом, если мы не признаем, что марксизм-ленинизм требует основательной модернизации, нас ждёт крах.
Косолапов слушал эти слова с напряжённым вниманием. Мы с ним уже обсуждали текущие проблемы и раньше, он знал, что я не боюсь говорить правду, особенно когда это необходимо, но столь откровенной формулировки — «признать, что марксизм-ленинизм устарел без обновления» — он не ожидал услышать из уст главы партии. Пусть и в столь камерной обстановке.
— Как же вы предлагаете обосновать эту модернизацию, Михаил Сергеевич? — наконец спросил он. — Ведь наша официальная доктрина в корне отвергает саму возможность «устаревания» учения Маркса.
— Надо сказать правду, — ответил я, склонившись к собеседнику. Простенький психологический приём, но часто работает с неподготовленным с этой стороны собеседником. — Мы не справились с прежними обязательствами. Страна не вышла на уровень, провозглашённый хрущёвской Программой. Скажем больше: сейчас мы имеем массу проблем, связанных с отставанием в технологиях в отдельных сферах, нерентабельностью ряда отраслей, бюрократизацией экономики и перекосами в планировании. Мне кажется, что, если мы честно признаем неудачи, обозначим причины и покажем, что у нас есть реальный план трансформации общества — народ и партия отнесётся к этому с пониманием. Но если продолжать петь одни и те же мантры об обязательной победе коммунизма без уточнений, ни внутренняя, ни международная аудитория нам не поверит. Безверие порождает безразличие. Оно разъедает души хуже любой ржавчины. Лучше люди услышат правду от нас чем от «голосов».
Косолапов задумчиво кивнул, аккуратно сложив руки на коленях.
— А что вы подразумеваете под словом «модернизация»? Вы хотите, чтобы мы «переписали» Маркса? Ленина?
— Да не «переписали», а переработали, адаптировали, — я поморщился и развёл руками. — Нет у меня готовых для вас ответов, понимате, нет. Я сам не теоретик, скорее практик, я вижу негативные тенденции среди партийцев, они меня беспокоят.
— Не только вас, товарищ Горбачев, — тут Ричард Иванович спорить даже не пытался.
— Разве Маркс или Ленин писали свои работы, чтобы их канонизировали, как святые писания? Вся суть диалектики — в движении, в развитии. Разве можно опираться на экономический анализ девятнадцатого века в середине восьмидесятых двадцатого? Ну то есть опираться можно в той мере, в которой диалектика Гегеля опирается на философскую базу… Платона, условно говоря. Мы же не говорим, что Платона нужно отменить, но все понимают, что его мысли были адекватны тогдашним условиям. А с тех пор возникло огромное количество новых общественных отношений, — я, пытаясь подобрать слова, встал с кресла и подошел к окну. Та стеклом было уже темно, температура наконец перевалила за минус и с неба вместо опротивевшего уже дождя начали падать первые снежинки этой зимы. Посчитав это хорошим знаком я продолжил мысль. — Я уже не говорю о том, что в мире вокруг нас происходит бум информационных технологий. Через каких-то пять-шесть лет мы все будем сидеть за персональными компьютерами, я вот уже сижу, например. Вы представьте, что это означает для промышленности, для науки, для связи, для управления.
— Компьютеризация… — пробормотал Косолапов. — Это так важно?
— Конечно! Представьте: планирование, управление снабжением, расчёты в реальном времени. Отслеживание потребностей различных регионов, оптимальное распределение ресурсов. И это — лишь начало. Цифровое государство! Цифровой коммунизм, — я вновь немного приободрился сев на любимого конька. — Нельзя спускать это на уровень «дескать, пусть Министерство радиопромышленности разбирается». Нет, я считаю, что мы обязаны сделать это одним из столпов новой Программы. Мир будет меняться стремительно, и мы не можем остаться сзади. Если упустим этот момент — ещё больше отстанем.