По идее я должен был пойти и зарегистрировать патент, но мне захотелось ещё раз заглянуть к дяде. Уж больно меня смутило состояние его здоровья. Да, худоба была ему присуща. Но в последний раз мне показалось, что он продолжает худеть.
Раньше он терял вес из-за наркотических зелий, но что с ним происходит сейчас? Вопрос, на которой срочно стоит найти ответ.
— Алексей? — удивлённо спросил дядя, увидев меня в дверях своей квартиры. — Что случилось? Документы уже приготовили?
— Нет, — помотал головой я. — Мне нужно поговорить с тобой наедине. По поводу твоего самочувствия.
— А что со мной? — махнул рукой он. — Всё в порядке, не переживай. Ноги только одной не хватает, а так — всё путём!
— Уж из меня-то дурака не строй, — настоял я. — Ещё в прошлый раз показалось, что ты исхудал. Вес так и падает. Готов поспорить, что я с лёгкостью могу тебя подхватить одной рукой.
— Эх… — вздохнул он. — Ладно. Давай переговорим, раз ты настаиваешь. Всё-таки ты теперь — глава моего рода. И спорить с тобой я не имею права.
Мы закрылись в спальне, я попросил дядю снять рубашку и осмотрел его торс.
Да… Килограммы явно куда-то улетели. Рёбра выступают, их теперь даже простукивать не надо. Всё видно невооружённым глазом.
— Какие симптомы, дядь? — спросил я. — Отключи лекарское мышление. Скажи как пациент. Что изменилось за последние месяцы?
— Аппетита нет совсем, — признался он. — Особенно с мясом проблемы. Мясо вообще есть не хочется. Тошнит, когда на него смотрю. Катька меня бьёт по башке, когда я отказываюсь есть то, что она готовит. А я не могу — хоть убей.
Проклятье…
Его похудание явно можно назвать кахексией. А отвращение к мясу — ещё более страшный симптом.
Лекарская магия в данном случае бессильна.
Судить пока рано, но, возможно, без хирургической операции здесь не обойтись.
Глава 10
Интуиция меня в очередной раз не подвела. Не зря я решил поговорить с дядей насчёт его здоровья. Очевидно, что ситуация зашла слишком далеко. И я никак не мог заподозрить этот диагноз заранее. К сожалению, это невозможно.
Но теперь я понимаю, что его нужно срочно обследовать.
Если всё действительно так, как я думаю, то опасность, нависшая над Олегом Мечниковым, куда больше, чем может показаться. Если этот диагноз подтвердится, то без лечения дядя не проживёт и двух лет.
Мы живём не в том мире, где таких больных можно наблюдать и лечить годами. Хотя даже в моём прошлом мире это было очень трудно. Практически невыполнимо.
Нет, я не могу оставить дядю в беде. Нужно действовать. И быстро! Что случится, если его вдруг не станет? И дело даже не в том, что он теперь является частью моего рода. Как Сергей будет расти без отца? Что будет с Катей? Да, я помогу им, если спасти Олега не получится, но об этом варианте даже думать не стоит.
Я аккуратно взглянул на Катю, которая возилась с Серёжей в другой комнате. И решил воспользоваться этим моментом.
— Дядя, — произнёс я. — Нам нужно поговорить наедине. Лучше за пределами квартиры, чтобы у Кати не было ни единого шанса услышать. Это очень серьёзно. Откладывать этот разговор нельзя ни в коем случае.
— Ладно-ладно, — закивал он, всерьёз испугавшись моих слов. — Давай выйдем на улицу. Напротив нашего дома есть небольшой сквер. Там обычно никого нет. Можем переговорить на лавочке напротив фонтана. Ты тогда сразу спускайся туда, а я нагоню тебя через пять минут. Объясню Кате, что у нас с тобой есть дела. Она не станет задавать лишних вопросов.
Я кивнул и направился к выходу из квартиры. Сквер было найти нетрудно, хоть он и зарос со всех сторон неухоженными кустарниками. Я следовал за звуком журчания воды и вскоре обнаружил место встречи с дядей.
Олег, как и обещал, спустился уже через пять минут. Как только он присел рядом со мной, я тут же спросил:
— А теперь давай вернёмся к симптомам, на которые ты жалуешься, — сказал я. — Называй каждую мелочь, это очень важно.
— Алексей, ты уж не обижайся, но меня начинает немного раздражать твоя приставучесть. Чего ты, в самом деле? Ну похудел, приболел немного. Ничего страшного. Не забывай, что я — Мечников! Чтобы убить такого, как я, нужно очень постараться. Ни одна болячка со мной не справится.
— Дядя, я думаю, что ты смертельно болен, — прямо сказал я.
Я умею делить пациентов на несколько типов. К некоторым нужен очень бережный и аккуратный подход. Прежде, чем называть неутешительный диагноз, их лучше к нему подготовить.
Но бывают и такие, которым надо сказать жёстко. Да, с точки зрения деонтологии это неэтично, но, на мой взгляд, эта наука ещё должна развиваться.
Лучше в экстренном случае поговорить с человеком грубо, прямолинейно, по душам, чем промямлить что-то и позволить ему уйти недообследованным.
Когда вопрос касается жизни человека, хороши любые методы. В пределах разумного.
Поэтому я решил зарядить этой информацией дяде прямо в лоб. Иначе он будет отнекиваться бесконечно. Пусть знает правду. Тогда он поймёт, как высоки ставки, и начнёт со мной сотрудничать.
— Как это… Смертельно болен? — выпучив глаза, переспросил он. — Ты шутишь надо мной, Алексей?
— А что, похоже, что я могу шутить на такие темы? — спросил я. — Всё гораздо серьёзнее, чем ты думаешь.
— Погоди, а что у меня за заболевание-то⁈ — перешёл в стадию отрицания он. — Ты ведь даже диагноз не говоришь! Как я могу тебе на слово поверить?
Последнюю фразу он сказал с горяча. Я не стал принимать это близко к сердцу. Пациенты склонны вести себя неадекватно, когда узнают о таких вещах.
— Для начала ответь на мои вопросы, — сказал я. — Сосредоточься и перечисли всё, что тебя тревожило в последнее время. Даже мелочи. Сделай это ради Кати и Серёжи. Я не хочу, чтобы мой двоюродный брат рос без отца. Ты ему нужен.
До Олега, похоже, только сейчас дошли мои слова. Он прикрыл лицо руками, утёр выступивший на лбу пот, а затем задумался.
— Тяжесть в желудке была, — произнёс он через несколько минут. — Уже несколько месяцев она меня беспокоит. Поем что-нибудь, и через час живот начинает болеть. Проходит быстро, поэтому я на это внимания и не обращаю. Причём… Знаешь, что? Наедаюсь очень быстро. Раньше мог целую кастрюлю Катиного борща слопать. А сейчас одна тарелка едва ли умещается. Наверное, поэтому и худею.
— Рвоты не было? — уточнил я.
— Нет, не рвало ни разу. Но тошнота бывает. Опять же — после еды, — ответил дядя.
Что ж, из жалоб дяди я получил сразу две новости. Хорошую и плохую.
Плохая — заболевание, судя по всему, всё же есть. Вероятность этого чрезвычайно высока. Хорошая — оно не успело достичь поздней стадии.
Разумеется, речь идёт о раке желудка. Именно эту патологию я и заподозрил у Олега Мечникова. Это заболевание, почти как и любая онкология, очень коварно, поскольку симптомы ранней стадии трудно отличить от какого-нибудь гастрита или язвенной болезни. В этом и проблема ранней диагностики.
Порой я жалею, что онкология не начинается сразу с острых симптомов. Ведь если бы она показывала себя на ранних стадиях, пациента было бы гораздо проще спасти.
На самом деле смертельность онкологии сильно преувеличивали в моём мире. Здесь-то о ней вообще ничего не знают, но там этого заболевания боялся каждый второй.
Однако онкология лечится. То, что излечить эту патологию невозможно — следствие недопонимания. Вопрос лишь в том, на какой стадии она была обнаружена. На первых стадиях избавиться от опухоли очень просто. Хирургическая операция, удаление поражённой части органа и… И всё!
Миф неизлечимости онкологии зародился как раз из-за того, что на ранних стадиях её обнаруживают очень редко. Чаще всего диагноз ставится уже после того, как пациент обращается с серьёзными жалобами и на обследованиях обнаруживаются метастазы.
В таком случае как-либо исправить ситуацию очень трудно. Химиотерапия или лучевая терапия могут уменьшить опухоль, помешать метастазам расти, но никаких гарантий, что человек выживет, никто дать не сможет.