— В том то и дело, Алексей, что я Подалирия вообще не ощущаю. Он будто исчез, — заявила Гигея. — Вернее… Я знаю, что он жив. Но присутствия его уловить не могу. Сложно объяснить.
А вот это странно. Если бы Иван действительно погиб, его богу-покровителю это бы никак не навредило. Я, конечно, знаю, что сектанты научились убивать и избранника, и бога одновременно, но в этом деле принимал участие владыка Тёмного мира.
Здесь что-то другое… Тем более Гигея не ощутила его гибели. А ведь Подалирий уже давно с нами в союзниках. Уж исчезновение приближённого бога она бы точно заметила.
— Похоже, всё не так просто, Александр Иванович, — заключил я. — Сеченов не погиб.
— Что? — оторопел Разумовский. Но его удивление быстро сменилось скорбью. — Алексей Александрович, вы уж простите меня за прямоту. Я понимаю, что вам тяжело это перенести, но…
— Не хватает признаков биологической смерти, — покачал головой я. — Не в скорби дело. Что-то эта некротическая атака натворила с Иваном. Такое впечатление, что он… в анабиозе.
Анабиоз — это состояние, схожее с зимней спячкой, когда жизненные процессы в организме замедляются до максимума. Но жизнь при этом не угасает. Организм делает всё, чтобы сохранить её.
Никогда бы не подумал, что приду к такому выводу, но это — правда. Некротики я в нём не чувствую. Если бы ткани начали отмирать, моя лекарская магия уже указала бы на это. Но нет! Передо мной лежит человек, который будто замер во времени.
Есть у меня одно предположение о том, как это могло получиться. Но подтвердить это сможет только один человек — Иван Сеченов.
— Господин Разумовский, у вас лекарская магия осталась? — уточнил я.
— Конечно, а что вы хотите сделать? — напрягся он. — Только не говорите, что мы собираемся лечить труп! Мы ведь — не некроманты какие-то!
— Ещё раз повторяю, Сеченов жив. Доверьтесь мне. Я вас никогда не подводил. И сейчас мне нужна ваша помощь. На битву с верховным некромантом я растратил всю свою ману. Мои каналы сейчас пусты, — объяснил я. — Но есть иной выход. Я скажу, что вам нужно сделать. Вы используете свою силу, и мы сразу же увидим, прав я или нет.
Александр Иванович спорить со мной не стал. Задал лишь один вопрос:
— Сердце заводить будем?
— Будем. Но в самую последнюю очередь. Есть вероятность, что оно запустится и без нашего участия, — объяснил я.
А затем дал ему несколько команд.
Направить жизненную энергию в надпочечники, щитовидную железу и прочие органы эндокринной системы. Другими словами, нашей задачей было вывести организм из анабиоза — запустить обмен веществ.
Как только Разумовский приступил к работе, я сразу же отметил два важных момента. Во-первых, температура тела Сеченова снова повышается. Во-вторых… Магия Александра Ивановича работает — и это очень важно. На трупе она бы в принципе не стала функционировать!
Значит, мы всё делаем правильно.
— Продолжайте! — велел я. — Теперь воздействуем на гипоталамус.
— На… На кого? — напрягся коллега.
Я описал Александру Ивановичу главный эндокринный центр организма. Он находился в головном мозге. А точнее — являлся его частью. Ничего удивительного в неосведомлённости Разумовского тут нет. На данном этапе развития медицины никто из местных лекарей толком не знает строение мозга.
Мои пальцы лежали на сонной артерии Ивана. И как только я почувствовал первый удар, моя рука сразу же одёрнулась.
В этот момент Сеченов резко согнулся и сделал глубокий вдох. Разумовский прервал свой поток лекарской магии, вскрикнул, отбежал в другую сторону секционного зала и спрятался за шкафом.
Точно, как я мог забыть? Александр Иванович до смерти боится любой паранормальщины. А тут перед ним человек из мёртвых восстал!
Может, меня ещё раз окрестят некромантом? Сколько раз на меня уже вешали этот ярлык? Пять? Десять раз?
— Спокойно, Иван, — я похлопал его по спине и прикрыл полотном его наготу. — Ты уже в безопасности. Добро пожаловать в мир живых!
— Я… Я ничего не вижу! — запаниковал он.
— Это нормально. Тут темно. И очки с тебя сняли, — уточнил я.
— Чёрт… А Синицын? Как там Илья? Я же должен был унести его с поля боя! Я…
— Все остальные выжили. Официально погиб только ты. Но, думаю, протокол констатации твоей смерти можно выкидывать в мусорку, — улыбнулся я.
— Чёрт подери… — выругался Сеченов. — Грифон милостивый! Я ведь и вправду чуть не помер!
— И помрёшь, если сейчас же не успокоишься. Тело ещё не пришло в себя. Не напрягай нервную систему, — посоветовал я. — Лучше расскажи, что с тобой случилось. Я пока что только предполагаю, как ты умудрился притвориться трупом.
— Он жив! — послышался голос Гигеи. — Подалирий откликнулся. Он тоже был в спячке, как и Сеченов. Наши соратники ещё живы.
— Отлично, Гигея. Можно выдохнуть, — мысленно произнёс я.
— Да какая-то скотина ударила по мне некротическим лучом! — Сеченов ударил кулаком по секционному столу. — Разряд чуть не попал в Синицына. Я чудом успел прикрыть его собой. Потратил большую часть своей лекарской магии, чтобы отменить заклятье. Но, как оказалось — не справился.
— Наоборот — справился, — не согласился я. — Видимо, твоя магия и ввела тебя в анабиоз. Не позволила силе кристалла разъесть твою плоть беспощадным ядом.
— Это какое-то чудо, а не везение, — покачал головой Сеченов. — Мне надо это переварить. Спасибо, что достал меня с того света, Алексей. И вам спасибо, Александр Иванович, — Разумовский всё ещё прятался за шкафом. — Я бы пожал вам руку, но… мне надо немного отдохнуть. Жутко клонит в сон.
— Так, давай-ка ты всё-таки не будешь спать на секционном столе! — рассмеялся я. — Сейчас мы переведём тебя в палату!
Следующие двенадцать часов стали, пожалуй, самым тяжёлым дежурством за всё время моей работы в губернском госпитале. Сеченову выделили палату, а сразу после этого я, Разумовский, Швецов и ещё несколько лекарей из академии трудились над раненными не покладая рук.
Закончили мы только после того, как взошло солнце. Лишь к обеду я окончательно освободился и вернулся в свой кабинет.
Домой пока что идти не хотелось. Я до сих пор не отошёл от произошедшего на старом кладбище. Трудно было поверить, что битва с сектантами наконец подошла к концу. Больше жителям Саратовской губернии ничего не угрожает.
Моё внимание немного притупилось, и я не сразу заметил, что окно в мой кабинет открыто. А на столе лежит целая стопка бумаг. Поначалу я решил, что это истории болезни, но лишь после этого до меня дошло, что всё моё рабочее место завалено письмами.
Наконец-то люди князя Игнатова смогли убрать с границ области блок, созданный сектантами. Задержавшиеся письма смогли пройти. В обе стороны.
Каких сообщений я только не получил… Как оказалось, мне писали все члены изначального рода Мечниковых, от которого я отделился. До Ярослава дошли мои записи касаемо обследования психически больных пациентов. Отец наконец рассказал, что стал личным лекарем императора. Даже Кирилл отправил небольшую весточку.
Но самое главное — все трое согласились прибыть на мою свадьбу. И эта новость одновременно радует и напрягает. Мой отец уже много лет не виделся со своим братом — Олегом Мечниковым. Их встреча — это ядерная смесь, которая может испоганить настроение всем остальным гостям, а также мне с Анной.
Однако этот вариант я предусмотрел. Олега я предупрежу заранее, а за отцом буду следить. Как-нибудь постараюсь организовать уютную атмосферу и предотвратить стычки между своими родственниками.
Но больше всего меня поразило письмо от императора.
Николай Павлович Романов сообщил массу хороших новостей. Как оказалось, выданная им пластина для прямой связи с ним была взломана магией вражеских агентов. Он не смог предупредить меня об этом, поскольку в Саратовскую губернию не доходили письма.