— Ну, что я могу сказать? Добро, Алексей Александрович. Я не против такого эксперимента, — после недолгого молчания произнёс Всеволод Углов. — Попробуйте организовать такую работу. А я прослежу, чтобы орден оказал вам всю необходимую помощь.
— Благодарю, господин Углов, — ответил я. — Вот увидите, когда скорая начнёт работать, смертность в Саратове сильно снизится.
— Ах да, насчёт смертности… — задумался он. — Одними дворянами мы статистику не изменим. Как вы планируете на будущих этапах помогать простым горожанам?
— Поскольку не каждый гражданин сможет себе позволить такой кристалл, мы можем установить на каждой улице небольшие посты с возможностью вызова скорой. Да, в проект придётся вложиться, но и эти затраты обязательно окупятся, когда пустующее отделение для простолюдинов начнёт заполняться.
Мы с Угловым ещё долго обсуждали концепцию скорой. Я описал, для чего пригодится дефибриллятор и какие препараты войдут в аптечку выездного лекаря или врача.
В итоге глава ордена пообещал выделить небольшую сумму, чтобы я уже мог начать организацию работы. Но эту идею должны также поддержать и другие члены совета, поэтому мне придётся какое-то время подождать.
Своих денег у меня сейчас много, но я хочу отложить их на развитие завода и постройку особняка. В конце концов, должен ведь и орден лекарей немного потрудиться на благо жителей Саратовской губернии?
На этом мои дела не закончились, и я пошагал в сторону полицейского участка. Проклятье, как к себе домой уже туда хожу!
Хорошо ещё, что наступило лето и не приходится заниматься студентами, иначе бы точно разорвался.
Но я должен был переговорить с Романом Кастрицыным. Произошедшее на балу — это нонсенс. Возможно, ему удалось хоть что-то вспомнить за это время. Около участка я заметил знакомую карету. Готов поклясться, что именно в ней я вёл беседу с императором. Однако на этот раз меня никто не позвал.
Что ж, но мне и не стоит искать Николая Павловича самостоятельно. Он уже сказал, что сам найдёт меня, когда захочет. И встреча эта произойдёт очень скоро, ведь у меня с императором целых два дела.
Во-первых, голова его предка, которую мне ещё нужно изучить. Во-вторых, дело Кастрицына. Я пообещал Роману Васильевичу, что разберусь с этой ситуацией. Не хочу, чтобы моего коллегу и хорошего товарища казнили из-за чьих-то интриг.
— Господин Мечников, — приветственно кивнул мне главный городовой Тимофеев. — А я знал, что вы придёте. Только рассчитывал увидеть вас гораздо раньше.
— Задержался из-за работы, — ответил я. — А с чего вы взяли, что я должен прийти?
— Государь сказал, что вы точно сюда явитесь, чтобы побеседовать с Кастрицыным. И разрешил мне пустить вас к нему, — произнёс он. — И на этом указания императора не закончились. Но остальное я скажу вам уже после того, как вы допросите пленника.
— Допрошу — не совсем верная формулировка, — поправил его я. — Погодите… Вы ведь его не пытали?
— Нет, государь запретил, — вздохнул Тимофеев. — Да и удовольствия мало — пытать человека, с которым вместе работал столько лет. Он ведь у нас патологоанатомом трудился почти два десятилетия. Я с ним давно знаком.
Похоже, ситуация с Кастрицыным разозлила не только меня. Главный городовой тоже не верил, что Роман Васильевич виновен. И к счастью, император разделял наше мнение.
Тимофеев проводил меня в подвал к самой удалённой камере, около которой дежурили гвардейцы императора.
Меня впустили внутрь, а затем сразу же заперли за мной дверь. Судя по звуку — на металлический засов. Если допустить, что Кастрицын всё же опасен для окружающих, я даже выбраться отсюда вовремя не смогу.
Однако мой коллега был связан. Сидел на металлическом стуле, обмотанный тканью и цепями. Больше походил на буйного психа, чем на заключённого. Чисто внешне, не по поведению.
Он устало поднял взгляд, и когда Кастрицын узнал меня, я заметил, как в его глазах промелькнула едва заметная радость.
— Алексей Александрович? Вот уж не думал, что вас пустят сюда — ко мне, — произнёс он.
— Вас не пытали? — на всякий случай уточнил я.
— Нет, что вы! Государь после беседы со мной смилостивился и тут же дал указ — никому ко мне не прикасаться, — произнёс он. — Городовые всё надеются, что я смогу что-нибудь вспомнить. Но клянусь, большая часть вечера напрочь вылетела из моей головы. А вы-то зачем пожаловали? Попрощаться?
— Попрощаться? — переспросил я.