Мы с Евгением остались наедине. Я заварил чай, после чего мы уселись за стол, и Балашов принялся рассказывать о своём самочувствии.
— В целом мне стало гораздо лучше. Если не получать травмы, кровь меня не беспокоит. Правда, недавно господин Разумовский вводил мне шприц с каким-то лекарством и… Ох, я всю палату кровью залил!
— Тебе пока что придётся очень тщательно следить за своим здоровьем. Любое ранение может привести к смерти. Потерпи ещё немного. Думаю, в течение пары месяцев я смогу создать препарат, который будет поддерживать твою кровь в правильном состоянии, — ответил я. — Кстати, а как обстоят дела с твоим Полканом? Больше не появляется?
— Я научился его контролировать, — ответил Евгений. — А что мне ещё оставалось делать? Я почти месяц в госпитале пролежал. От скуки и не такому научишься. Правда, перед комиссией я всё равно переживал. Боялся, что он опять возьмёт моё тело под контроль и меня признают психом.
К счастью, комиссия прошла без происшествий. Но в ней участвовало много знакомых мне лекарей. Я почти всех убедил заранее в том, что Евгений не опасен.
— Что теперь будешь делать? — спросил я. — Вернёшься на родину — в Балашов?
— Да, придётся восстанавливать всё, что разрушил мой покойный братец, — вздохнул он. — Я поэтому и зашёл. Попрощаться хотел, а заодно и ключи от квартиры отдать. Кстати, если захочешь, приезжай ко мне в Балашов. Если вдруг тебе надоест разбираться со всей этой суматохой в Саратове. Сможешь открыть свою амбулаторию или даже госпиталь. Учитывая, чего ты смог добиться в Хопёрске, думаю, тебя и в Балашове уже все знают. Города всё-таки близко друг к другу располагаются, а слухи распространяются очень быстро.
— Заманчивое предложение, но я пока что всё же откажусь, Евгений, — ответил я. — В Саратове у меня ещё неприлично много дел.
Мы посидели ещё пару часов, затем я проводил Евгения до вокзала. Из Саратова в Балашов шёл прямой поезд через Аткарск и Хопёрск. Как раз доберётся до дома рано утром.
Обменявшись крепким рукопожатием, мы разошлись. Не стали озвучивать все те мысли, что витали у нас в головах. А думали мы явно об одном и том же.
Времени мы провели вместе очень много. Токс всегда был рядом со мной. Я встретил его в первую же неделю своего пребывания в Хопёрске. И продлилась наша совместная работа до тех пор, пока я не вернул ему тело в тайном убежище Мансуровых. Получается, что он был со мной практически постоянно. Даже больше, чем Илья Синицын.
Но теперь наши пути расходятся. Ему предстоит восстанавливать свой город, а мне продолжать совершенствовать медицину и попутно бороться с моими саратовскими врагами.
Однако я всё же уверен, что мы с ним ещё обязательно пересечёмся.
На следующее утро я пришёл в госпиталь даже раньше Разумовского. Я был удивлён, когда не обнаружил его на рабочем месте. Мне уже начало казаться, что он живёт у себя в отделении.
В итоге он не появился и через час после начала рабочего дня, и даже через два заведующего не было видно. Я взял всё отделение на себя и лишь к полудню увидел Александра Ивановича, который нёсся со всех ног к своему кабинету.
— Господин Мечников! — запыхавшись, прокричал он. — Пожалуйста, помогите мне пациента дотащить. Он внизу лежит!
Я поспешил на подмогу Разумовскому. Оказалось, что он с утра уже успел съездить на срочный выезд. Скорая работала, как надо, и в нашем отделении появился ещё один дворянин, которому требовалась экстренная помощь.
— Какие симптомы? — спускаясь по лестнице, спросил Разумовского я.
— Отмечу сразу, Алексей Александрович… Наш пациент — маг воздуха. По словам родственников, он оттачивал навыки почти целый день и, судя по всему, перегрузил свои каналы.
— Аероспазм? — предположил я.
Я уже встречал обратную магическую отдачу. От аероспазма чуть не погиб мой знакомый военный — Андрей Бахмутов.
— Нет, что-то другое, — произнёс главный лекарь. — Сейчас сами всё увидите.
Оказавшись на первом этаже, я увидел лежащего на носилках мужчину. И до меня лишь сейчас дошло значения фразы, сказанной Разумовским.
«По словам родственников…»
Ведь сам пациент толком говорить не мог. Он лишь что-то бубнил, но членораздельной речи мешали массивные щёки. В данный момент он чем-то напоминал шар, которым сносят здания. Поначалу я подумал, что у больного ожирение третьей степени.
Но стоило мне его коснуться, и предварительный диагноз тут же развалился. Кожа была напряжена, а при пальпации издавала гулкий звук, будто наш пациент пуст изнутри.