Он прав, ощущение ужасное. В целом, если не приглядываться к секционным столам, может показаться, что мы в обычном зале для вскрытия трупов. Но лекарскую магию не обманешь: аура здесь сокрушительная.
И ведь самое ужасное, что никаких намёков на некротику тут даже нет, все эти ужасы творили лекари. И я понимаю, зачем они это делали. Боткины были не столько лекарями, сколько учёными.
Да, я много раз обращал внимание на разницу между врачом и учёным даже в своём мире. По сути своей, любой медик — исследователь. Но кое-что отличает учёного от врача — цель.
Одному нужны здоровые пациенты, а второму — знания. Помню одного человека, который пытался усидеть сразу на двух стульях. Я тогда ещё учился в университете и наблюдал за доцентом, который большую часть времени посвящал именно научным работам по нефрологии. С пациентами он общался по-хамски, никогда не надевал халат, студентов-медиков использовал исключительно для сбора статистики для своих статей. Уж насколько я не люблю жаловаться на коллег, но этот человек вёл себя отвратительно.
На мой взгляд, таким людям в медицине не место. Почему-то ситуация с Боткиными напомнила мне именно о нём. Думаю, эта семья тоже собирала научные данные. Любыми методами. А эксперименты над людьми в эту эпоху контролируются очень плохо. Возможно, их даже на законодательном уровне ещё не запретили.
В каком-то смысле даже хорошо, что секта Тёмного бога стёрла эту семью с лица земли. Они веками собирали информацию, не делились ею с другими лекарями, так ещё и умудрялись пациентов увечить.
— Вы были правы, Владимир Харитонович, — кивнул я, закончив изучать записи Боткиных. — Скоты. По-другому их и не назовёшь.
— Скажу вам честно, господин Мечников, я потому и не хотел допускать вас к этим залам, — подметил Павлов. — Боялся, что вы захотите воспользоваться их записями.
— Нет уж, — сухо усмехнулся я. — Использовать для лечения людей методики, которые были созданы за счёт гибели других пациентов? Это неправильно. Мы с вами и сами можем создать свои методы, не пролив при этом ни капли крови.
Тем более из своего мира я перенёс гораздо больше знаний, чем раздобыли Боткины здесь с помощью своих ужасных методик. Жалеть не о чем.
Павлова мои слова явно порадовали. Я закончил изучать подвал госпиталя, после чего мы вернулись наверх — в кабинет. Мы с Павловым договорились, что следующей ночью направимся к руинам имения Боткиных. Осмотрим их главную библиотеку вместе.
Теперь меня интересуют только панацеи — и ничего более.
Лишь сейчас до меня дошло, как этим лекарям удалось создать колбу, поддерживающую жизнь в Павле Петровиче Романове. Скорее всего, изобрести этот аппарат им удалось не с первого раза.
И перед тем, как внутри оказался Павел, вероятно, головы лишился далеко не один экспериментальный пациент.
В ближайшие годы нужно обязательно поднять вопрос о запрете таких исследований. Орден лекарей должен принять этот закон. Боткиных больше нет, но могут найтись и другие хитрецы, которые возьмутся изучать анатомию с физиологией на живых людях.
Вскоре мы с Ярославом покинули территорию госпиталя. Материалов мы собрали достаточно, чтобы ввести вакцину первым пациентам. Я поручил брату заняться этим вопросом. Нужно найти нескольких человек, которые рискуют заразиться холерой. В городе есть районы, где сейчас замечены вспышки этого заболевания.
Рассказывать про сотрудничество с Павловым я пока Ярославу не стал. Проектом руковожу я, поэтому могу без его ведома брать любых работников. Дольше буду объяснять брату о нашем договоре и пользе, которая из этого выйдет.
Остаток дня я провёл с Анной. До позднего вечера мы катались по Санкт-Петербургу и изучали самые яркие достопримечательности столицы. Моя супруга думала, что для меня это — обыденность. Ведь я сам родом из этого города. Отчасти это правда, я жил здесь в прошлом мире, и здесь же жил мой предшественник. Однако старый и новый Санкт-Петербург — это совершенно разные города.
Я впервые за долгое время смог расслабиться и получить удовольствие от созерцания культуры. И всё шло гладко до тех пор, пока моя правая рука не начала гореть от боли. Ни Анне, ни сопровождающим нас охранникам я об этом не сообщил.
Лишь после возвращения домой я удалился в собственный кабинет, который когда-то принадлежат бывшему Алексею Мечникову, и тогда уже рассмотрел свою руку.
«Я всегда рядом с тобой» — эта надпись появилась на тыльной стороне кисти. Однако на этот раз ситуация изменилась. На коже ладони тоже вырезалось сообщение. Хотя раньше оно никогда в этом месте не появлялось.