— Понимаю, что вы имеете в виду, — кивнул Сеченов. — Денег у меня достаточно. Хватит на проживание в любой крупном городе Российской Империи. И… Не подумайте, я не пытаюсь хвалиться. Это — просто факт.
— Вы ушли от ответа, причём уже не в первый раз, — вздохнул я.
— Да неужели не понятно? — неожиданно нахмурился Сеченов. — Мне захотелось работать рядом с вами — вот и всё. В ваш дом я лезть не стану — можете на этот счёт не беспокоиться. И на завод, кстати, тоже.
— Я ни слова не сказал про завод, — подметил я. — Как вам удалось о нём узнать?
Я ведь купил его сегодня утром! А точнее — час назад. Когда он успел это выяснить? У него не было такой возможности. Телепатия? Чтение мыслей?
— Алексей Александрович, вы только не подумайте, что завод я собрался купить исключительно для того, чтобы вам противостоять, — заявил Сеченов. — Мне просто стало любопытно, как скоро вы приобретёте единственный имеющийся в Хопёрске завод после того, как я попытаюсь его приобрести. И какого же моё удивление… Вы сделали это сразу же, как только я приехал сюда.
— Я собирался купить его ещё несколько дней назад, — сухо ответил я. — Это — просто совпадение.
— Может быть, спорить не стану, — улыбнулся Иван Михайлович. — Барон отказал мне в продаже завода. Поэтому я и предположил, что его уже прибрали к своим рукам вы.
Я тщательно анализировал слова Сеченова, и главное, что я смог извлечь из его речей — это тот факт, что денег у него почти неограниченное количество.
Видимо, его род обладает большой властью. Он может себе позволить снимать по пять-десять квартир, постоянно переезжать, закупать ингредиенты для производства. И даже может приобретать дома и заводы. В плане денег разница между нами колоссальная.
В сфере финансов я сильно проигрываю. Покупка завода отняла у меня почти все деньги.
Но… Из этого следует очень хороший вывод. Если бы у меня были такие суммы, я бы уже давно запустил в производство десятки лекарственных средств. А Сеченов до сих пор этого не сделал. Запатентовал четыре препарата — и всё. Значит, в его производстве что-то сильно страдает.
Либо поставки, либо теоретическая часть.
Скорее всего, второе, ведь поставки — это вопрос денег. А касаемо теории… Какой бы книгой Парацельса он не владел, я из своего мира унёс куда больше знаний, чем он может себе представить.
— Ладно, Алексей Александрович, вижу, что этот разговор вам никакого удовольствия не приносит. А мне хотелось бы, чтобы мы оба беседовали без этого никому не нужного напряжения, — произнёс Сеченов. — К примеру, что вы скажете насчёт нашего сегодняшнего пациента? Иван Сергеевич сказал, что нас там ожидает великан. А я, если честно, сильно сомневаюсь, что речь идёт о настоящем великане.
— Почему же, позвольте узнать? — нахмурился я.
— Великаны не выбираются из своих укрытий и не общаются с людьми. Не может такой, как он, жить среди других людей. Великан уже давно бы откусил кому-нибудь голову, — Сеченов усмехнулся. — В окраинах Санкт-Петербурга такое происходит очень часто. Есть великаны, которые живут на болотах. Там они с радостью питаются людьми, которые живут неподалёку от топей.
— Если бы этот человек был людоедом, никто бы не стал сообщать главному лекарю, что ему стало плохо, — подметил я. — В Хопёрском районе люди привыкли не жить, а выживать. Если бы какой-то великан свалился без сознания, они бы его закололи, а потом сожгли. И никто бы их за это не осудил.
— Что ж, скоро узнаем, — кивнул Иван Михайлович. — Кстати, у меня к вам есть небольшая просьба, Алексей Александрович… Господин Кораблёв просил вас побыть моим наставником на время посещения Северки, но… Мне бы хотелось попробовать самостоятельно поставить диагноз. Вот это было бы просто отлично! Что скажете?
Что-то подобное я от него ожидал. Понимал, что он не захочет плясать под мою дудку. Жаль только, что главный лекарь этого не понял.
— Больного мы будем осматривать вместе. Если вас что-то не устроит, подискутируем, — ответил я. — Однако пока что вы у меня на испытательном сроке. Поэтому не затевайте вражды хотя бы внутри амбулатории. Поверьте, это того не стоит.
Удивительно, но Сеченов больше не произнёс ни слова. Он достал из своей сумки ежедневник и начал вести в нём записи. Правда, я раскусил его ещё на полпути до Северки. Карету шатало так, что писать в ней было попросту невозможно, а мой новый коллега пользовался пером без чернил. Очевидно, что на самом деле он ничего не писал. Лишь делал вид.