Физик Норма Галликан (дочь или племянница прежнего префекта претория) просила «оградить ее жизнь от покушений». Неужели занятия физикой так опасны?
Среди заказчиков было одно знаменитое имя — Марк Габиний, популярный актер, всадник, просил вернуть его сына под родной кров. Неудачная фраза, слишком расплывчатая и неопределенная. Странно, что Марк Габиний сам записал желание, не прибегая к услугам «формулировщиков». Спору нет, они берут огромные деньги, порой формулировка стоит дороже клейма. Но такой человек, как Марк Габиний, мог бы к ним обратиться. «Формулировщики» придумают круглую фразу, обкатанную, как морская галька, ни одной буквочки, за которую мог бы зацепиться коварный бог Оккатор, расстраивающий людские замыслы.
Было еще несколько просьб о любви. Элий, когда был гладиатором, никогда не брал такие клейма, сколько бы за них не сулили. Элий считал подобные желания покушением на свободу личности. А став сенатором, попытался ввести на любовные желания запрет. Но у него не оказалось сторонников. Хотя вестники непрерывно публиковали возмущенные статьи по поводу принудительной влюбленности, законопроект Элия получил всего восемь голосов. Многим нравилось играть в эту лотерею. Выигранная любовь — .страстная, безумная и кратковременная. Просыпаешься утром — и весь горишь от любовной горячки. А дня через три все проходит без следа. Гладиаторы никогда не берут заказы на «вечную» любовь. И хотя никто не считал, сколько шансов на исполнение такого желания, Вер подозревал, что гораздо меньше, чем один к ста.
Никто лучше гладиатора не знает, как исполняются желания. Настоящие чудеса встречаются редко. Небожители надувают людей чаще, чем сами люди друг друга. Но все равно безумцы швыряются деньгами, чтобы боги поиздевались над ними. Люди не могут не желать. Это их самая большая слабость. Каждому новичку гладиаторы рассказывали анекдот про юношу, который попросил счастья, выиграл и получил на следующий день удар дубиной по голове. С тех пор он обитал в психбольнице, вполне счастливый и не обремененный более желаниями.
Вер всегда считал эту историю правдивой. Гладиатор пересчитал оставшиеся свободные клейма. Их было одиннадцать. Десять свободных, и одно для себя. Потому что последнее, сотое клеймо гладиатор никогда не продает. Это его собственный знак. Его шанс в игре. Однажды великий Марк Руфус продал сотое клеймо и погиб на арене. Споткнулся на ровном месте и упал, напоровшись на собственный меч.
Несколько мгновений Вер разглядывал радужную картонку с номером LXXXIX. Может, сейчас он поступает точно так же и продает собственную жизнь за миллион сестерциев? Вер тряхнул головой. Что за ерунда? Имя чистое. Дело — тоже. Слишком маленький шанс? Ну и чем он рискует? Проиграет? Ерунда… Вер не может проиграть… Ну хорошо, пусть проиграет. Но ведь это не означает смерть. Он тут же вспомнил Элия. Да, такое может приключиться. Вернее, могло. Теперь оружие гладиаторов проверяется повторно перед самым выходом на арену. К Орку в пасть все предчувствия! Миллион предлагают не каждый день.
Гостья заполнила пустые графы клейма. «Сервилия Кар желает, чтобы ее дочь Летиция Кар вновь стала совершенно здорова».
Хорошее желание и хорошо сформулировано. Цели достигает тот, кто знает, чего хочет.
Вер разрезал клеймо и отдал Сервилии ее половину пачки денег уже лежали на столе. Зелено-лиловые купюры с серебристой полоской по краю. Все — по пять тысяч сестерциев. На купюре изображен божественный Марк Аврелий Антонин. Наверно, потому, что мудрые властители встречается так же редко, как и пятитысячная купюра. Вер разорвал одну из пачек. Деньги посыпались на ковер с тихим шелестом.
— Будешь пересчитывать? — Сервилия улыбнулась краешком рта, и эта улыбка очень не понравилась Веру.
— Ты же знаешь — расплата фальшивыми деньгами или другое жульничество автоматически приводят к расторжению договора, — Вер улыбнулся в ответ.
— Я знаю. — Ее голос вновь звучал абсолютно бесстрастно.
И она вышла из номера с видом победителя. Дверь за ней не успела закрыться, как мальчик-служитель внес завернутую в плотную вощеную бумагу посылку.
— Дар от прекрасной домны, — сообщил он, ставя посылку на стол. — Имя неизвестно.
— Открой, — приказал Вер.
Мальчик удивленно посмотрел на него.
— Посылка от женщины…
— Так открой, я же сказал. Наверняка что-нибудь занятное.
Мальчик разрезал ленты и развернул бумагу. Внутри была узорная деревянная шкатулка. Изящный ключик висел на бронзовой ручке. Мальчик отпер шкатулку и поднял крышку. Его негромкое «ах» говорило, что посылка в самом деле оказалась замечательная. Вер глянул через плечо посыльного. На обитом шелком дне лежало золотое яблоко. Вер взял подарок в руки. Яблоко было тяжелым, похоже — целиком из чистого золота. По кругу вилась надпись по-гречески: «достойнейшему».
— Так кто, говоришь, прислал шкатулку? — Вер старался говорить равнодушно.
— Красивая домна, вся в белом. Я поначалу подумал, что весталка. Но потом понял, что ошибся, — захлебываясь, торопливо говорил посыльный. — На голове у нее не было повязки. А глаза необыкновенные — прозрачные, как родниковая вода, и светятся изнутри.
Судя по описанию, это не могла быть Сервилия Кар. И не ее служанка. Женщина с такой внешностью не могла никому служить.
Золотое яблоко. Суд Париса. Вот только кого с кем на этот раз оно должно поссорить?
— Я и не знал, что тебе дарят такие подарки! — воскликнул мальчишка, решив, что уже сделался приятелем знаменитого гладиатора.
Вер отрицательно покачал головой. Яблоко из чистого золота — не просто подарок.
В полночь Вер раскрыл створки ларария. На завтрашнюю игру было продано восемьдесят девять клейм. Самое дешевое ушло за пять тысяч сестерциев — минимальная цена. В сумме набиралось почти три миллиона — вместе со взносом Петиции. Было бы обидно в случае проигрыша возвращать все это, довольствуясь десятипроцентной компенсацией.
Итак, Вер распахнул створки ларария. Раскрылся маленький храм с коринфскими колоннами и ажурным серебряным алтарем. На мозаичном полу была изображена схватка двух гладиаторов. Внутри находились три фигурки — две простенькие черные статуэтки ларов и фигурка из слоновой кости — юноша в золотой тунике и в золотом шлеме, держащий копье не толще спицы, с настоящим стальным наконечником. Гений-покровитель Вера. И его посредник в общении с богами. Юний-гений. Или проще — Гюн. Вер высыпал на алтарь зеленоватые горошины и положил на алтарь пачку корешков от клейм. Бумага вспыхнула сама собою, скрутилась и исчезла. Не осталось даже пепла. Договор заключен. Пряный запах горящих благовоний заполнил ларарий и окутал фигурку гения. Хотя неведомо, кому завтра боги даруют выигрыш. Может быть, противнику Вера… Все считают, что главную роль играют боги. Но Веру казалось порой, что боги повинуются воле людей. А люди только изображают повиновение, чтобы боги на них не обижались. Вер закрыл ларарий.
В ту же ночь в тридцати милях от Рима, недалеко от Пренесты[9], в просторном таблине[10] загородной виллы немолодая женщина с густыми седыми волосами, гладко зачесанными назад, извлекла из узорного кожаного футляра портативную машинку и поставила ее на стол. Настольная лампа заливала крошечную комнату мягким золотистым светом. Женщина поставила рядом с машинкой покрытую красной глазурью
чашку с остывшим черным кофе и заправила в машинку лист белой бумаги. У женщины было загорелое морщинистое лицо, тонкий, изломленный хищной горбинкой нос и черные выразительные глаза. Женщина не пользовалась косметикой и не пыталась скрыть свой возраст. Ей было под пятьдесят. Она принадлежала к «поколению вдов», к тем, чьи мужья не вернулись с Третьей Северной войны. Прежде чем приступить к