Гарри остановился в «Ритце» и утром следующего дня пошел прогуляться мимо здания компании «Кукс». Он постоял на углу, улыбаясь огромной вывеске на крыше. У Гарри были большие виды на «Кукс», особенно на сэра Томаса Балантина.
Гарри не торопил события. Он заказал себе три костюма. Рубашки и галстуки купил у «Тернбалл и Ашер», тогда как туфли ручной работы были от «Ливелин». Агент подыскал ему чудесную квартиру на Мейфэ. Последним штрихом стали визитные карточки. Удовлетворенный тем, что выглядит образцом достатка и хорошего вкуса, Гарри назначил встречу с сэром Томасом на следующий день.
Комната, в которой сэр Томас встретил Гарри, запомнилась ему тем, что была очень темной. Балантин ничуть не изменился, за исключением того, что стал больше чем прежде походить на египетскую мумию.
– Что вас интересует, мистер Тейлор?
В своей обычной непринужденной манере Гарри врал о том, что добился всего, чего было можно в «Глобал» и решил открыть новые горизонты. Располагая ценной информацией, которую он получал, будучи доверенным лицом на Нижнем Бродвее, он был уверен, что может быть полезным для «Кукс».
– В самом деле? – сказал сэр Томас. Его голос звучал как наждак по сухой древесине. – Позвольте сообщить вам, мистер Тейлор, что я не люблю предателей. Однажды вы были нам полезны и вам хорошо заплатили за услуги. Насколько я понимаю, нам больше не о чем разговаривать. Ни теперь, ни когда-либо еще. До свидания.
Гарри хотел было возразить, но дверь открылась, и вошли два крепких парня.
– Проводите мистера Тейлора.
С этого дня Гарри обнаружил, что находится на длинной наклонной плоскости, которая с каждым днем становилась все более предательской. Он позвонил леди Патриции Фармингтон, думая, что его появление вместе с ней послужит сигналом всему лондонскому обществу. Но ему сообщили, что она вышла замуж и теперь ждет ребенка. Многие из тех, кому она когда-то представила Гарри, слишком переменились, а те, кто его еще помнил, уже погоды не делали.
И тем не менее, Гарри старался втереться в доверие тех, кому достаточно было одного слова, чтобы открыть перед ним двери бизнеса. Он давал щедрые обеды в «Кафе Ройаль», усиленно играл в клубах Мейфэ и ухаживал за дочерьми людей из Сити – девушками, годившимися по возрасту ему в дочери. Несмотря на то что его шарм привлекал в его постель множество дебютанток, Гарри вскоре обнаружил, что все они просто развлекались, сравнивая его с более молодыми любовниками.
Немногим больше повезло ему, когда он начал делать серьезные звонки своим прежним знакомым из деловых кругов. Все они были предельно вежливы, но каждый ясно давал понять, что у них не найдется места для него.
– Тебе не следовало посылать сэра Томаса, – сказал ему один из них. – Боюсь, что он сказал свое слово. Эта старая развалина дала всем понять, что будет косо смотреть на каждого, кто захочет взять тебя.
Шли месяцы, и отчаяние Гарри перешло в панику. Если раньше Гарри просаживал свои деньги, играя в азартные игры, то теперь терял их на бирже в надежде сорвать хороший куш. По мере того как таяли его капиталы, он был вынужден оставить квартиру и вернуться в «Ритц», оставаясь там до тех пор, пока он не смог однажды оплатить месячный счет. С тех пор он менял более фешенебельные отели на менее дорогие. Это продолжалось до того момента, когда однажды вечером, не зная каким образом и почему, он оказался в «Королевской рати».
Медленное оцепенение сковало Гарри, когда он понял, что опустился так низко, как только было возможно. Воспользовавшись джином для укрепления логики, он мысленно проследил за своим трагическим падением, виной которому был не он сам, а те, кто подготовил против него заговор. Сквозь алкогольный туман он ясно понимал, что Роза поступила так из семейной солидарности. Стивен был ее единственным сыном. И несомненно он должен был продвинуться выше остальных. Гарри не мог винить ее за это. Но Мишель… Вот с кого начались все его беды, с этой маленькой лягушки, которая, вместо того чтобы пасть ниц, стала одной из самых популярных в Европе личностей.
Мишель удавалось все, чего домогался Гарри. Когда бы он ни думал, его злоба бурлила в нем, как в водовороте, становясь тем сильнее, чем более явным становилось крушение его планов. Потому что в своей злобе Гарри не мог не видеть собственное бессилие.
Гарри допил бутылку джина, которую принес ему старенький портье, и, взяв несколько шиллингов, спустился в паб. Он решил поесть немного запеченного с мясом картофеля и выпить пива на все остающиеся деньги, надеясь, что это поможет ему забыться.
Гарри осторожно накалывал вилкой последние горошины, когда кто-то проскользнул на место напротив него.
– Привет, Гарри. Давно не виделись.
Человек с улыбкой промотавшего состояние взглянул на того, кто по всей вероятности должен был быть призраком – на Стивена Толбота.
Кассандра Мак-Куин была в отчаянии от того, что ей приходилось уезжать из Нью-Йорка. Дело было не только в том, что этот город покорил ее своим волшебством, но и в том, что Кассандра страдала от того, что расставалась с отцом. Жизнь рядом с ним вернула ей чудесные воспоминания детства, когда они все вместе путешествовали по Европе. Для Кассандры отец был и другом, и наперсником, тем, кто давал ей чувство любви и безопасности, тем мужчиной, в обществе которого мать смягчалась.
Оказавшись дома в Париже, Кассандра повесила над своим столом календарь и отметила крестиком день приезда отца. Насколько она понимала, это произойдет еще очень не скоро. Она переживала и за мать. Со времени их возвращения Мишель работала день и ночь. Через их квартиру валил поток посетителей, мужчин и женщин со страхом в глазах и робким выражением на лицах, которые говорили по-немецки и по-польски и еще на каком-то языке, определить который Кассандра не могла и который назывался, как она потом узнала, идиш. Иногда эти люди оставались на день-другой, а потом исчезали так же молча, как и появлялись. Когда бы Кассандра ни спросила мать, кто были эти люди, Мишель отвечала, что это друзья ее друзей из Германии.
По пути из школы домой Кассандра решила полакомиться мороженым в кафе. Наблюдая за тем, как мадам Деламан кладет в блюдо ванильные шарики, она болтала с ней о житье-бытье на Иль Сент-Луи. Мадам Деламан, которая держала еще и кондитерскую, а ее муж был местным мясником, знала Кассандру с самого детства. Так же, как и она, Кассандра любила посплетничать.
– Alors, ma petite, еще два дня, n'est-ce pas?[9] Кассандра лизнула мороженое, засмеявшись и скрестив пальцы.
– Не переживай, – мадам Деламан хлопнула себя по лбу.
Она считала себя непогрешимым психоаналитиком и любила рассказывать о своих хитростях всем, кто готов был ее слушать. Кассандра знала их наизусть.
– Merde![10] – мадам Деламан сплюнула. – Кто этот придурок?
Длинный черный «Ситроен» резко затормозил напротив, его мощный двигатель работал на холостых оборотах.
– Не волнуйтесь, мадам, – сказала Кассандра, – я посмотрю, кто это.
Кассандра шагнула на тротуар, и ее тут же ослепило послеполуденное солнце. Она подняла руку, заслоняя глаза, и в этот момент услышала, как открылась дверца машины.
– Bonjour, мадемуазель Мак-Куин, – прошептал низкий голос. Пара рук обхватила руки Кассандры, втаскивая ее в машину.
– Нет! – завопила она, отбиваясь.
Похититель выругался, когда Кассандра стукнула ногой его по колену. Ее схватили за волосы и бросили на пол машины.
– Vite allez![11]
Скрипнув тормозами, «Ситроен» сорвался с обочины, одна дверца дико болталась. Мадам Деламан выбежала на улицу и увидела, как мелькнула в воздухе рука перед тем, как машина с Кассандрой исчезла за углом.
На другом конце города, в фешенебельном районе Опера, Стивен Толбот наслаждался обычным восхитительным парижским ланчем, начавшимся в полдень и только что, в половине пятого, подходившем к концу. За столом сидело шесть человек: двое мужчин, представляющих французские банки, любители верховой езды, и три очаровательных леди, лет 24–26. Две из них были любовницами, а третья, ловившая каждое слово Стивена, намеревалась стать подружкой этого богатого, красивого, и что не менее важно, молодого американца.