Поднявшись наверх, я задал вопрос ее племяннице:
– Герда, ваша тетушка призналась мне, что проводит свои дни в воспоминаниях. Как вы думаете, о чем она вспоминает?
– Даже и не знаю. Работать она никогда не работала. И замужем не была, осталась в девках.
– Неужели?
– Да уж можешь мне поверить. Так и не спозналась ни с одним мужчиной, бедняжка моя тетя Эмма. Ни с одним. У нас в семье это доподлинно известно. Стоит заговорить о мужчине или о свадьбе, она сразу прячет голову, что твоя улитка в раковину.
– Может, у нее расстроилась помолвка? Или жених погиб на войне? И это событие она расценивает как трагедию своей жизни, лелеет как драгоценное воспоминание?
– Да какое там! В те времена, когда вся семья еще была в сборе, мои дядья и тетки много раз предлагали ей хорошие партии. И еще какие приличные были женихи! Но ты не поверишь, месье, она отказывала им всем подряд.
– Очень любопытно…
– И чего ради – чтобы коротать свой век в одиночестве? Нет, я бы так не смогла… Взять хоть моего мужика – не скажу, что он самый приглядный в наших краях, но, по крайности, он тут, у меня под боком, он наделал мне ребятишек. А прозябать вот так, как моя тетка, – да лучше повеситься!
– Но ведь она совсем не выглядит несчастной.
– Это верно, она ни на что не жалуется. Даже теперь, когда силенок у нее осталось совсем маловато, а сбережения растаяли, как масло на огне, она и на это не сетует, вот поди ж ты! Только сидит у окна, глядит на море, да улыбается, да мечтает. Если подумать, у нее в жизни ничего стоящего не было, зато уж в мечтах небось ого-го…
Герда была права. Эмма жила где-то далеко, не среди нас. Даже посадка ее головы, бессильно клонившейся вбок на хрупкой шее, создавала впечатление, что она не выдерживает тяжести грез.
Именно после этого разговора я и присвоил своей хозяйке прозвище Мечтательница… Мечтательница из Остенде.
На следующий день она услышала, как я спускаюсь по лестнице, и подкатила ко мне в своем кресле.
– Не хотите ли выпить со мной кофе?
– С удовольствием, мадам.
– Герда, принеси нам две чашки, пожалуйста.
И она прошептала, стараясь, чтобы та не услышала:
– Герда варит такой жидкий кофе, что он даже младенца не взбодрит.
Герда поднесла нам две большие чашки с дымящейся жидкостью так гордо, словно наше желание поболтать за этим напитком воздавало должное ее кулинарным талантам.
– Мадам Ван А., я был поражен тем, что вы сказали мне в первый вечер.
– Что именно?
– Я быстро исцеляюсь от горестей, которые выгнали меня из Парижа; стало быть, разорвав эту связь, я не много потерял. Вспомните, вы тогда утверждали, что человек легко утешается, утратив что-то незначительное, зато никогда не оправится, лишившись главной любви своей жизни.
– Однажды я видела, как молния ударила в дерево. И я ощутила тесное родство с ним. Бывают мгновения, когда горишь, когда сжигаешь себя, и этот экстаз потрясает навечно. После него остается лишь пепел. – Она обернулась к морю. – Никогда еще обрубок дерева, даже свежеспиленного, не давал жизнь новому стволу.
Меня вдруг пронзила мгновенная догадка: вот она-то, прикованная к своему креслу, и есть этот обрубок, прочно сидящий в земле…
– Мне кажется, вы имеете в виду себя, – мягко сказал я.
Она вздрогнула, у нее перехватило дыхание. Внезапное, почти паническое беспокойство сотрясло ее руки. Пытаясь скрыть смятение, она взялась за чашку, сделала глоток, обожгла губы и сердито выбранила горячий кофе.
Я сделал вид, будто поверил в ее уловку, и охладил кофе, подлив в чашку воды.
Дождавшись, когда она успокоится, я все же добавил:
– Поверьте, мадам Ван А., я не намерен вас расспрашивать, я уважаю вашу тайну и не стану допытываться, в чем она состоит.
Она перевела дух и испытующе посмотрела на меня, желая определить, насколько искренни мои слова; я храбро выдержал ее взгляд. Убедившись в том, что я не лукавлю, она наконец склонила голову и прошептала совсем другим тоном:
– Благодарю.
Настал момент преподнести ей одну из моих книг, купленных накануне; я вытащил ее из заднего кармана брюк.
– Посмотрите, я принес вам свой роман, который считаю самым удачным. Я был бы счастлив, если бы вы нашли время прочесть его и высказали свое мнение.
Она испуганным движением прервала меня:
– Мне… прочесть? Но… это невозможно…
И она прижала руку к сердцу.
– Поймите, я читаю одних только классиков. Я не читаю эти… эти…
– Новинки?
– Да, эти новые издания. Я жду.
– Вы ждете… чего же?
– Жду, когда репутация автора утвердится, когда его произведение сочтут достойным занять место в настоящей библиотеке, когда он сам…