Никто не может захватить власть и затем ее удерживать, никто не знает, чем он будет через год, через неделю. Никто не может стать диктатором благодаря интриге: все подчиняется непредсказуемому движению субатомных частиц. Вызов нас охраняет с другой стороны: от некомпетентных, от слабоумных и от сумасшедших. Таким образом, мы в полной безопасности: ни деспотов, ни сумасшедших.
— Но я не сумасшедший, — хрипло проговорил Картрайт.
Он удивился звуку собственного голоса. Он был слабым и неуверенным. Улыбка Мура становилась все шире, мозг его не ведал сомнений.
— Я должен освоиться, — наконец ровно произнес Картрайт. — Мне необходимо на это время.
— Вы думаете преуспеть? — поинтересовался Мур.
— Да.
— Я не думаю что у вас выйдет. Вам осталось примерно сутки — время необходимое для созыва первого Конветета Вызова и утверждения первого кандидата. Они не промахнутся.
Картрайт подпрыгнул:
— Почему?
— Веррик пообещал миллион долларов золотом тому, кто вас убьет. Сумма премии неизменна, независимо от того, когда это произойдет.
Картрайт перестал понимать смысл произносимых слов. Как бы сквозь пелену он почувствовал, что в комнату вошел Вейкман и направился к Муру. Оба человека, тихонько переговариваясь, удалились.
Фраза “миллион долларов золотом” леденящим холодом обволокла все извилины мозга Картрайта. Найдется масса желающих получить награду. На такие деньги каждый мог купить любую классификацию на черном рынке. Мало того, лучшие умы станут рисковать своей жизнью ради этого приза в обществе, где всем важна только бесконечная игра, гигантская лотерея.
Вейкман вернулся к нему, качая головой:
— Какой энергичный ум! В нем рождалось столько идей, что мы их никак не могли охватить. Было что-то связанное с телами, бомбами, убийцами и случайностью. Он ускользнул. Но мы его вернули и еще исследуем.
— Он правильно говорит, — выдохнул Картрайт. — Мое место не здесь.
— Его стратегия и состоит в том, чтобы заставить вас так думать.
— Но это правда!
Вейкман нехотя согласился:
— Я знаю. Поэтому-то его стратегия и хороша. Мы, я полагаю, выработали качественную стратегию. Когда придет время, мы вам ее продемонстрируем.
Он вдруг энергично потряс Картрайта за плечи.
— Вам надо бы сесть. Я вам принесу выпить. Веррик оставил после себя два ящика настоящего шотландского виски.
Картрайт тихо покачал головой:
— Как хотите.
Вейкман достал платок и протер им лоб. Его руки слегка дрожали.
— Думаю, я бы выпил рюмку, если вы не против. Мне она действительно необходима после работы по перехватыванию этого потока спрессованной патологической энергии.
4
Тед Бентли стоял перед открытой кухонной дверью, вдыхая вырывавшиеся из нее запахи.
Дом Дэвиса был веселым и приятным.
Эл Дэвис, босой, сидел напротив телевизора и серьезно смотрел рекламу. Его жена, хорошенькая брюнетка Лора, готовила ужин.
— Если это протин, — сказал ей Бентли, — я вас поздравляю от всей души.
— Мы никогда не едим протина, — ответила Лора весело. — Мы пробовали им питаться в первый год нашей совместной жизни, но у него все равно остается привкус, как ни приготовь. Натуральные продукты стоят ужасно дорого, но мы думаем, что на них имеет смысл и тратить деньги. Протин хорош для инков.
— Если бы не было протина, — вмешался Эл, — инки перемерли бы с голоду еще в двадцатом веке. Ты недостаточно информирована. Хочешь знать чистую и простую правду?
— Я слушаю, — промолвила Лора.
— Протин — это не естественная водоросль. Это продукт контролируемой мутации, начатой в столовых сосудах Среднего Востока и быстро распространившейся в мягких водах.
— Я слушаю, — повторила Лора.
— Протин не является водорослью, повторяю.
— О, я знаю! Когда утром я вхожу в ванную комнату, то нахожу грязный осадок повсюду: в раковине, в трубе и даже в унитазе.
— Он выступает даже на поверхности Великих Озер, — добавил Эл.
Лора повернулась к Теду:
— Во всяком случае, сегодня вечером протина не будет: только настоящий ростбиф, настоящая молодая картошка с настоящим горошком и настоящими гренками.
— Вы живете лучше, чем жили во времена моего последнего визита. Что произошло?
— Ты не знал?
Сложный набор чувств отразился на очаровательном лице Лоры.
— Эл перепрыгнул через целый класс. Он выиграл в правительственной игре. Мы учились вместе все вечера, как только Эл приходил с работы.
— Я впервые слышу о человеке, который выиграл в игре. По телевидению это передавали?
— Да.
Лора состроила гримасу отвращения:
— Этот жуткий Сэм Остер болтал об этом в течении всей программы. Ты знаешь, этот демагог очень популярен среди инков.
— Признаться, не знаю, — ответил Бентли.
На экране сверкающие рекламные объявления утопали в море огня. Сменяя друг друга, они мелькали на экране, то уменьшаясь, то увеличиваясь в размере. Рекламные объявления были высшей формой изобразительного искусства, их готовили настоящие мастера своего дела.
В них сочетались цвет, композиция, ритм и невероятная жизнеспособность, проникающая даже в гостиную Дэвисов. Невероятные сочетания звуков вылетали из развешенных на стенах громкоговорителей хи-фи.
— Конветет, — сказал Дэвис. Он указал на экран. — Они ждут кандидатов, предлагая сенсационно большую награду.
На экране мелькнула эмблема Конветета: круговорот светящихся мушек и цветных нитей.
Калейдоскоп знаков распался на мелкие части, затем вновь образовал новый рисунок. Условные символы неистово танцевали на экране под истеричные взлеты музыки.
— Что они говорят? — спросил Бентли.
— Если хочешь, я переключу на первую программу. Там ты все точно узнаешь.
Вошла Лора и начала раскладывать на столе серебряные приборы и расставлять фарфоровую посуду.
— О! Нет, только не первую программу! Она для инков. Ее специально оставили для них, а для нас создали вот эту.
— Ты опять ошибаешься, дорогая, — серьезно объяснил Эл. — Первая программа — информационная и для технических передач, а вторая — развлекательная. Я всегда предпочитал последнюю, но…
Он сделал жест рукой. Тотчас же исчез красный поющий круговорот, уступив место благодушному лицу диктора из Вестингауза.
— Вот эта программа.
Лора поспешно вышла в кухню. В гостиной было удобно и уютно. Одна стена была прозрачной. Город, лежавший вокруг широкого конуса Холма Фарбен, чернеющего под ночным небом, простирался у их ног.
Иногда проскакивали вспышки света: это небесные автомобили, как искры, возникали в холодной темноте ночи, подобно светящимся бабочкам, привлеченным каким-нибудь космическими лампочками.
— С каких пор ты служишь у Веррика? — спросил Бентли.
Эл оторвался от телевизора, где рассказывали о новых экспериментах над реакторами С.
— Что? Я думаю, три или четыре года.
— Тебя это устраивает?
Эл оглядел гостиную.
— А кого бы это не устроило?
— Я не об этом. У меня было все это в Птица-Лира. Большая часть классифицированных там достаточно обеспечены. Я говорю о Веррике.
Эл явно не понимал, чего хочет Тед.
— Веррик? Я его никогда не вижу. До сегодняшнего дня он не выезжал из Батавии.
— Ты знаешь, что я ему присягнул?
— Ты сказал мне об этом сегодня днем. — Он посмотрел на Бентли и лучезарно и беззаботно улыбнулся: — Надеюсь, что ты останешься здесь.
— Почему?
На лице Дэвиса отразилось удивление:
— Ну потому, что мы сможем чаще видеться с тобой и с Юлией.
— Вот уже шесть месяцев, как я не живу с ней. Это теперь в прошлом. Она сейчас на Юпитере, по-моему, служит на одном из рабочих полей.
— Я не знал. Мы ведь не виделись целых два года. Я был приятно поражен, увидев твое лицо на экране инвик-приемника.