— Что это? — спрашивает Джован.
— Цитата Ронсина, нашего прапрадеда. Он запомнился самым результативным периодом войны против Гласиума. Кассий упрям и неопытен. Оландон прав, он будет придерживаться того, что знает, он слишком глуп и тщеславен, чтобы слушать других. А он знает только тактику Ронсина, — говорю я в оцепенении. — Я просто не знаю, какую из стратегий Ронсина он будет использовать.
Оландон становится рядом со мной.
— Ронсин провёл тысячи битв. Он правил, наверно, пятнадцать перемен.
— Семнадцать, — говорю я с разочарованным взмахом. — Что мы знаем? Армия, возможно, уже здесь, но держится в стороне. Три гонца пропали. И здесь есть долина, в которой может скрываться небольшая, специально подобранная сила, которая легко сможет ускользнуть от внимания королевской армии.
Я смотрю на карту, проводя пальцем по долине. Иду вдоль стола, следуя по траншее вниз к центру Гласиума. Мои глаза продолжают путь по прямой траектории после того, как долина сглаживается и превращается в обычную неровную местность этого мира. У меня пересыхает во рту. Ужас подкатывает к моему желудку, пока тошнота не начинает одолевать меня. Я прикрываю рот, когда Джован хватает меня за локоть.
— Татум Ронсин запомнился не только своей гениальностью. Он также был отмечен как один из самых безжалостных лидеров нашего времени, — я сглатываю и встречаю бешеный взгляд Джована. — Не стоит удивляться, что такой план понравился Кассию, — шепчу я.
— Что такое? — требует ответа он.
— Была одна конкретная битва, — закрыв глаза, произношу я. — Двадцать четвёртая революция Великой Войны. Небольшой отряд лучших воинов Ронсина пробрался мимо армии Гласиума, и…
— И перерезали женщин и детей, пока мужчины воевали, — заканчивает Оландон.
Джован сжимает рот в мрачную линию. Мы долго смотрим друг на друга.
— Ты уверена? — спрашивает он.
Я беспомощно смотрю на него снизу вверх.
— Как много людей они бы отправили? — Джован ходит вокруг стола, изучая карту под разными углами.
— В последний раз это была Элита. Личная стража Татум, — я смотрю на своего брата.
— Обычно их двенадцать, — говорит Оландон.
— Лучшие и самые смертоносные воины Осолиса. Их нельзя недооценивать, — повторяю я.
Я не понаслышке знаю, насколько они искусны.
— Чёрт.
Джован отворачивается. Проводит рукой по волосам.
— Ты должен развернуть какую-то часть мужчин. Немедленно, — говорю я.
— Погодите, — прерывает Драммонд. — Откуда мы знаем, что Татума права? Мы не можем развернуть людей. Нам нужен здесь каждый дозорный!
Роско отрывает взгляд от стопы бумаг.
— На позиции находится тот же Сектор, что и в 24-ю перемену Великой Войны, — говорит он.
Каждый из нас знает, что это значит.
— Это слишком удобно, — Джован озвучивает наши мысли.
— Даже если я ошибаюсь, риск того не стоит. Мой дядя — безнравственный, ужасный монстр. Он будет наслаждаться этим. Это будет его минутой славы, — тихо говорю я.
Поднимается Осколок.
— Наша основная проблема — время. Отряд, который мы пошлём, должен быть небольшим и быстрым. Нет смысла разворачивать половину армии. Мы не успеем туда вовремя.
— У нас есть знание местности, — говорит Джован, переходя к карте. — Это должно помочь силам, которые мы отправим поймать их.
— Сколько мужчин Брум удерживают замок? — спрашивает Оландон.
Джован отдаёт приказ, и через несколько мгновений прибывает Малир. Король повторяет вопрос Оландона.
— Пятьдесят шесть, мой Король, — отвечает он.
— Уровень навыков? — вмешиваюсь я.
— От низкого до среднего, — решает он.
— Недостаточно.
Оландон качает головой.
— О чём ты думаешь, братец? — спрашиваю я.
— С каким количеством людей из Элиты ты можешь справиться, — спрашивает он.
Я быстро прикидываю.
— С двумя, если они не нападут одновременно. После усталость сделает меня лёгкой добычей для третьего.
Я слышу удивлённые возгласы по поводу моего признания. Эти люди знают, на что способна Мороз, но я сомневаюсь, что они понимают, насколько хороша Элита. Они тренируются часами каждый день. Во многих случаях бой выигрывают не столько их навыки, сколько выносливость.
— Двоих беру на себя, — говорит Оландон. — А эти мужчины, — спрашивает он, указывая жестом на членов бараков.
Я жую губу.
— Возьмут пять на всех, — неуверенно говорю я.