Я взглядом окидываю ассамблею и останавливаюсь на Соуле, сидящем рядом с Томиром — ещё одним делегатом. Я надолго задерживаюсь на Мэйси, она ёрзает на своём месте, вздрагивая всякий раз, когда кто-то рядом неожиданно двигается. Это укрепляет мою решимость.
Блейна ожидает падение.
ГЛАВА 13
— Никогда больше! — причитает Кристал, дрожа в моих руках. — Это было пугающе. Я не хотела говорить! У тебя такой, — она делает движение рукой, — голос, знаешь?
Я усмехаюсь, когда отпускаю её и беру вуаль из её рук.
— Нет, я не знаю.
Её черты теплеют.
— Ты знаешь, будто люди должны слушать тебя.
— Я властная? — спрашиваю я, хмурясь.
Её лицо начинает пылать, и я ухмыляюсь.
— Просто шучу.
Она ударяет меня в плечо, болезненно сжимает свою руку. Я добавляю «научить Кристал правильно бить» в мой переполненный список дел.
Я ловлю охапку меха, переданную Оландоном.
— Ты, должно быть, замёрзла, сестрёнка. Надень какую-нибудь одежду.
Я бросаю кипу на пол и копаюсь в ней.
— Ландон, здесь всего по две штуки, — говорю я.
Он бросает угрожающий взгляд на кожаные ремни, одетые на мне.
— У тебя никогда не может быть слишком много одежды, — мрачно бормочет он.
Кристал хихикает позади меня.
— Я, пожалуй, пойду, — говорит Кристал, счастливая улыбка всё ещё украшает её тонкие черты лица, но выглядит она измученной.
Большую часть дня она исполняла роль Татумы. Страх истощает. Она выскальзывает за дверь, пока я выбираю что-то из дюжины одежд, лежащих у моих ног.
— Ты была в этой штуке, пока находилась за пределами замка, — говорит Оландон.
Я рассеяно киваю.
— В основном только в ямах. Помогало с толпой и отвлекало тех, с кем сражалась.
Я слышу сопение и поднимаю глаза.
— Если что-то тревожит тебя, я бы предпочла, чтобы ты просто выплеснул это, — говорю я.
Он вскидывает голову, совершенно потрясённый.
Я вздыхаю, сдерживая свой собственный ответ.
— В смысле, я бы предпочла, чтобы ты просто сказал мне, в чём дело.
На его лице остается лёгкое отвращение.
— Этот мир слишком сильно на тебя влияет, — говорит он после небольшой паузы.
— Я снимаю чёртовы ремни, — жалуюсь я.
— Это нечто большее, — говорит он. — Лёгкость в тебе, юмор и открытость с теми, кто ниже тебя по положению. Ты больше смеёшься. И часто я не понимаю, в чём шутка. Иногда я остаюсь в недоумении, существует ли та сестра, с которой я вырос.
Требуется всё моё самообладание, чтобы не позволить моей челюсти открыться. Мне всё труднее сдерживать обиду.
— Ландон, — с трудом говорю я. — Меня беспокоит, что ты считаешь, что мы отдалились друг от друга. Я сильно изменилась с тех пор, как мы жили в Осолисе, но и ты тоже, — я подхожу и беру его за руку. — Но мы знаем друг друга в самых важных моментах, — я кладу руку на его сердце. — Ты знаешь, что я всегда буду рядом с тобой. Я всегда буду бороться за тебя, и я всегда буду честна с тобой.
Я делаю глубокий вдох.
— И это включает в себя необходимость сказать, что все те изменения, которые ты упомянул, хорошие изменения. То, что ты наблюдаешь, это моё счастье.
Моё сердце разрывается от печали, которую я вижу на его лице.
Он обращает на меня печальные карие глаза.
— Но почему Гласиум заставляет тебя чувствовать это?
Я пожимаю плечами.
— Это просто отсутствие матери. Здешние люди не были отравлены ею и Кассием. Здесь у меня есть друзья. Люди, которым я искренне нравлюсь.
Он опускает голову.
— Я долго не мог привыкнуть к Брумам. В конце концов, одна вещь прорвалась наружу.
Я поднимаю брови, подстёгивая его продолжить.
— То как твои друзья повели себя, когда ты показала им своё лицо, — мягко говорит он. — Ты бы никогда не получила такую реакцию в Осолисе. Никогда не получишь. Там, где Брумам не хватает цивилизованности, у них есть сердце.
Он касается моих щёк, и я вздрагиваю. Слёзы стекают по моим щекам. Я так горжусь своим братом. Мне наплевать, если Ландон будет возражать, я обхватываю его за талию и крепко сжимаю.
— Эта… сука, Джеки, заставила меня осознать, что я тоже вёл себя слишком жёстко, — ворчливо говорит он.
Я смеюсь ему в лицо.
— Ты только что выругался!
Я хлопаю его по плечу. Наконец, он отвечает на мои объятия с широкой улыбкой на лице. Я улыбаюсь ему в грудь.
— Я всегда буду защищать тебя, — говорю я.
— Моя жизнь за твою, — говорит он, отпуская меня. — Ты была на полпути к тому, чтобы одеться, — напоминает он мне.