Выбрать главу

Хотя отчим с гордостью носил титул, Люсия прекрасно знала, что он удостоен всего лишь звания рыцаря. И еще она не сомневалась в том, что, породнившись с семейством Маунтфордов, он рассчитывал возвысить и свое имя.

И тут ей в голову пришла неожиданная мысль. А что будет с ней, если ее мать умрет? Может ли она сама остаться без гроша? Ведь наверняка мама не завещает поместье и те немногие деньги, что у них еще остаются, своему новому супругу?

Раздумывая о собственной судьбе, Люсия погрузилась в угрюмое молчание. Ей отчаянно хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, чтобы не улыбаться через силу и не делать вид, что у нее все в порядке, когда на самом деле она чувствовала себя жалкой и несчастной.

Когда невыносимо долгий ужин наконец закончился, Люсия извинилась и поднялась наверх, чтобы переодеться. Горничная, Мэри-Энн, уже поджидала ее с отутюженным бальным платьем наготове.

Как бы Люсии ни хотелось изобразить головную боль и остаться в своей комнате, девушка понимала, что не может себе этого позволить.

— Ее милость выглядит такой счастливой! — вздохнула Мэри-Энн, расчесывая волосы Люсии. — Как странно и непривычно, что в доме появится новый хозяин, не так ли?

— Он никогда не заменит мне папу, — угрюмо пробормотала Люсия.

Мэри-Энн залилась румянцем, сообразив, что ее реплика совершенно неуместна.

— Прошу прощения, мисс. Я не хотела оскорбить вас.

— Все в порядке, Мэри-Энн. Бингем-холл все еще принадлежит маме, и, даже сменив фамилию, она по-прежнему остается представительницей клана Маунтфордов.

— Да, мисс.

Укладывать прическу Люсии Мэри-Энн заканчивала уже в полном молчании. Говоря по правде, ее никоим образом не волновали внешность и манеры нового хозяина Бингем-холла, как, кстати, и большинство остальных слуг. Они считали его торговцем-выскочкой, который лишь воспользовался представившейся возможностью, чтобы подняться по социальной лестнице.

Слуги в Бингем-холле придерживались довольно старомодных взглядов и гордились тем, что верой и правдой служат настоящим аристократам. И некоторые из них полагали, что с приходом сэра Артура статус поместья может понизиться.

К тому времени как Люсия сошла вниз, бальную залу уже освободили для танцев. Гости переместились в сад, под навес, и до ее слуха долетели звуки инструментов, которые настраивали музыканты.

Люсия издали заметила Джеффри Чарльтона, пробиравшегося сквозь толпу ко входу в бальную залу, и быстрым шагом направилась к нему.

— Люсия! Как тебе удается выглядеть еще очаровательнее, чем прежде?

— Джеффри, прибереги свои комплименты для тех, кто готов в них поверить, — с улыбкой парировала она.

— Полноте, если уж я не могу попрактиковаться в искусстве лести на восхитительной подруге своей дорогой сестры…

— Джеффри, ты должен пообещать, что пригласишь меня на первый танец. Я не хочу, чтобы ужасные друзья моего отчима сочли, будто имеют на это право.

— С превеликим удовольствием, но, Люсия, милая моя, мне показалось или я действительно уловил намек на презрение в твоем отношении к отчиму?

— Ты прекрасно знаешь, что именно его я считаю виновным в смерти папы, — отозвалась она, одарив его холодным взглядом. — Если бы не он и его дурацкие инвестиционные проекты, папа до сих пор был бы жив.

Джеффри вздохнул и взял Люсию за руку.

— Но кто сказал, что твой отец не мог бы погибнуть в аварии на своем проклятом автомобиле, которым он к тому же предпочитал управлять сам? Дорогая моя, я верю, что, когда Господь Всемогущий решает, что кому-либо из нас настало время присоединиться к нему, мы должны повиноваться!

— Это крайне фаталистический взгляд на жизнь, Джеффри.

— Тем не менее попробуй утешиться этой мыслью, какой бы мрачной она сейчас тебе ни представлялась. Но я прекрасно понимаю, почему ты не желаешь допустить его в свою семью — он ведь не один из нас, не так ли?

— Да, Джеффри, ты прав. Но мы не должны порицать его только за то, что его отец был красильщиком. Он трудился не покладая рук, чтобы стать владельцем текстильной фабрики, на которой поначалу был всего лишь наемным рабочим…

На лице симпатичного молодого человека отразилось легкое презрение, но потом он вспомнил, что Люсия всерьез увлеклась новомодными веяниями, не позволявшими смотреть на представителей рабочего сословия свысока.