Ринальдо дель Альбицци созвал балию, чтобы судить преступников, злоумышляющих против общественного блага.
Балия представляла собой суд, в особо важных обстоятельствах назначаемый народом для содействия Синьории. На первый взгляд можно подумать, что такой способ назначения судей, казалось бы отвечающий общим чаяниям, предвещал беспристрастность судебного разбирательства, однако на деле все обстояло иначе: когда Синьория созывала народ, народ заранее знал, с какой целью его созывают, так что все граждане, чьи политические взгляды оказывались в согласии с целью, намеченной Синьорией, стекались на главную городскую площадь, в то время как имевшие противоположные взгляды или не приходили туда из страха, или же их оттесняли оттуда силой. Ровно так и произошло в случае с Козимо: двести граждан, избранных народом в состав балии, оказались сторонниками Ринальдо дельи Альбицци.
Так что Ринальдо дельи Албицци пребывал в убеждении, что теперь, наконец-то, он добьется мести. Козимо предстал перед балией, и Гваданьи, выступавший докладчиком, обвинил его в том, что он сорвал поход флорентийцев против Лукки, открыв замыслы Республики своему другу Франческо Сфорца. Приняв это обвинение к рассмотрению в судебном порядке, балия в полном составе была заранее готова поверить всему, что ей скажут, и, следственно, покарать обвиняемого, как вдруг, к великому удивлению Ринальдо дельи Альбицци, Гваданьи, вместо того чтобы высказаться за смертную казнь, высказывается за изгнание. Тысяча флоринов были посеяны Козимо в хорошую почву, и выгодой, которую они принесли, стала на сей раз жизнь того, кто их так удачно поместил.
Козимо был приговорен к десяти годам изгнания в Савону; остальные члены его семьи и его ближайшие друзья разделили с ним это изгнание; они покинули Флоренцию 3 октября, ночью, и, вступив на землю Венецианской республики, были с почетом приняты депутацией, которую выслала навстречу им царица Адриатики.
Между тем во Флоренции изгнание самых видных ее граждан было встречено неодобрительным молчанием, которое всегда сопровождает непопулярные действия властей. Как только Козимо уехал, столице Тосканы стало казаться, будто у нее вырвали сердце; деньги, эта кровь международной торговли, словно иссякли с его отъездом; все огромные строительные работы, начатые им, прервались; загородные дома, дворцы и церкви, едва поднявшиеся из земли, наполовину построенные или близкие к завершению, вполне выглядели руинами, свидетельствующими о том, что над городом пронеслась какая-то огромная беда. Возле недостроенных зданий собирались рабочие, требуя работу и хлеб, которые у них отняли, и с каждым днем эти толпы становились все более многочисленными, все более голодными и все более угрожающими. Никогда Козимо не обладал бо́льшим влиянием во Флоренции, чем с тех пор, как его там уже не было.
Тем временем, верный правилам своей денежной политики, он обратился к своим многочисленным должникам с просьбой — но мягко, без всяких угроз, как друг, оказавшийся в нужде, а не как надоедливый кредитор, — вернуть те суммы, какие он им ссудил, и присовокупляя, что лишь изгнание вынудило его прибегнуть к подобному требованию, на которое, разумеется, он не пошел бы так скоро, если бы продолжал находиться во Флоренции и лично вести там свои необъятные дела; в итоге, захваченные врасплох, бо́льшая часть тех, с кого он вознамерился взыскать долги, или не смогли оплатить их, или же, сделав это, оказались в стесненном материальном положении, так что волна недовольства рабочих перекинулась и на горожан.
Никто еще не высказывался в открытую, но, хотя со времени изгнания Козимо не прошло и года, непопулярность нового правительства достигла своего верхнего предела. И тогда, как это случается почти всегда в предопределенной свыше жизни любого государства, судьба, которая за год перед тем была на стороне Ринальдо дельи Альбицци, внезапно оказалась на стороне Козимо деи Медичи. Никколо ди Кокко Донати был назначен на должность гонфалоньера на сентябрь и октябрь 1434 года, и наряду с ним избрали восемь членов Синьории, которые, подобно ему, были известны как сторонники Медичи: их избрание Флоренция приветствовала радостными криками.
Ринальдо дельи Альбицци прекрасно понимал, что предвещают ему эти свидетельства всенародного ликования. Согласно обычаю, между избранием новых магистратов и вступлением их в должность должно было пройти три дня, так что в течение трех дней власть еще оставалась в руках Ринальдо дельи Альбицци, и он решил воспользоваться этим, чтобы образовать балию и с ее помощью отменить результаты только что состоявшихся выборов. Но даже самые горячие сторонники Ринальдо отдавали себе отчет в том, в какое смертоубийство выльется эта открытая борьба на городской площади, на протяжении целого века обагрявшейся самой благородной кровью Флоренции. Так что Ринальдо дель Альбицци обнаружил у них лишь непреклонную сдержанность и был вынужден ждать развития событий, которые ему хотелось опередить.