— Если и так, то это целиком и полностью твоя вина. Ты меня смущаешь одним присутствием, я словно болтаюсь, подвешенная за ногу к потолку, и ничего не могу поделать, вот и злюсь. Мне действительно ужасно стыдно за свое поведение. Извини.
— Ты всегда так витиевато выражаешься? — Серые глаза озорно блеснули из-под полуопущенных ресниц.
— Нет, только когда нервничаю, как сейчас. А что, тебе не нравится?
Не отрывая взгляда от ветрового стекла, Ник поучительно поднял указательный палец:
— Может не понравиться, если ты и дальше собираешься так рьяно меня обрабатывать. Всего неделю назад мысль о рискованном сафари завораживала меня. Потом на сцене появилась ты и все испортила. Как тут оставаться довольным?
Опять он за свое! Джоанна почувствовала острую потребность защищаться, но благоразумно сдержалась:
— Да, я виновата. Глупо пытаться подцепить тебя на крючок, как несмышленого юнца.
Не успела она договорить, как Ник разразился низким заливистым смехом. Никогда раньше Джоанна не слышала, чтобы мужчина так волнующе, душевно смеялся.
Перед крутым узким спуском с множеством скрытых кустами поворотов машина медленно затормозила.
Ник сосредоточенно следил за дорогой, а Джоанна пыталась унять странное нервное покалывание в кончиках пальцев, доставляющее ей массу неприятных ощущений. Откинувшись на мягкое сиденье, она демонстративно закрыла глаза — мол, что еще мне остается в подобных обстоятельствах.
Дорога вновь вышла на равнину, и Ник плавно увеличил скорость до восьмидесяти. Почувствовав перемену, Джоанна приоткрыла левый глаз и покосилась на водителя. Его точеный профиль четко вырисовывался на фоне предзакатного неба. У побережья дорога снова завиляла, и стрелка спидометра, качнувшись, побежала вниз. Взглянув на Бэннона, Джоанна отметила про себя, что он даже не шелохнулся. Худые сильные руки расслабленно лежали на руле. Да, дорогу он знал превосходно и, вероятно, на сто процентов доверял своей «старушке». Иначе чем объяснить отрешенный вид и полулежачую позу а-ля «дома на диване».
И почему он не дает ей покоя? Почему этот точеный мужественный профиль, неподвижный, точно повисший в воздухе, пугает ее? До сих пор он напускал на себя вид ординарного, ничем не выдающегося человека, но Джоанна-то знала, что правдой здесь и не пахнет. Неожиданно она почувствовала себя маленькой заблудившейся девочкой, а вокруг только чужие люди. И он такой чужой. Самоуверенный, властный, далекий… Что из того, что недавно он целовал ее как никто и никогда. Она по-прежнему ничего о нем не знает.
Насмешливо-задиристый голос прервал ее размышления:
— Ты в последнее время читала что-нибудь интересненькое?
— Последние пять минут — нет. — Джоанна энергично замотала головой, стряхивая с себя остатки задумчивости.
— Да, остроумия тебе не занимать.
— Ну, не знаю. Не мне судить. — Не желая вступать в словесную дуэль, девушка осталась предельно серьезной. — Недавно я прочитала «Приключения бенгальского улана». Бесподобная вещь.
— Теперь ты сама любезность, да? — Острый как бритва взгляд серебристо-серых глаз полоснул девушку по лицу, и ее сердце болезненно сжалось. Не сознавая толком, что делает, она потянулась к пучку и распустила волосы. Они тут же рассыпались по плечам волнующим янтарным водопадом. Легкий ветерок, влетая в приоткрытое окно, играл непослушными прядками, и Джоанна откидывала их назад чувственным, дразнящим движением. Настала очередь Ника вспомнить, где у него сердце.
— Я просто пыталась ответить на твой вопрос и, по-видимому, не очень преуспела. — Джоанна по-детски надула губы, а маленький прямой носик капризно сморщился.
Глаза Ника дьявольски блеснули.
— Знаешь, мне нравится наблюдать за твоей реакцией, когда вместо привычной всеобщей любви и обожания ты обнаруживаешь в отношении к себе нечто иное. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — ты крайне избалованный ребенок.
— Я тебя сейчас ударю!
— Отлично. Рад, что мы никогда не станем друзьями. — Оторвавшись от дороги, Ник долго смотрел, как девушка сражается с разлетающимися в разные стороны волосами.
Джоанне стало не по себе. «Скорее всего, он смотрит так на всех женщин», — тоскливо думала она, вспоминая блондинку из отеля, а вслух сказала:
— Друзья или нет, насмехаться над людьми некрасиво, — и после тщательно выдержанной паузы ледяным голосом добавила: — Могу я узнать, куда мы едем?
— Конечно. Не вижу причин скрывать от тебя конечный пункт нашей поездки. — Ник явно передразнивал ее напыщенную манеру. — Как я и говорил, мы едем к моим друзьям. Тому и его жене Фанни. Том Мюррей — государственный служащий, причем высокого ранга, а Фанни — талантливая художница, по-своему конечно. На Юге в галереях много ее работ — пейзажные зарисовки, что-то фантастическое… А их дочь Тесса…
— Я так и знала, что дочка где-нибудь да всплывет! — проворно вставила Джоанна, впрочем, напрасно старалась. Бэннон продолжал как ни в чем не бывало, будто она и рта не открывала:
— …учительница в местной школе. Сейчас она в отпуске.
Не дожидаясь возможного продолжения и ничуть не смутившись прежней неудачей, Джоанна метнула в него очередную стрелу:
— Готова биться об заклад, она прехорошенькая и умнющая, как Спиноза.
— Скажем так, — его губы растянулись в улыбке, — я всегда считал ее милой и… уютной.
— Бог ты мой! Что за слово!
— О тебе так точно не скажешь. — Снова автомобиль был предоставлен сам себе, а Ник испепелял спутницу глазами, и та, повинуясь необъяснимому порыву, скорчила кислую мину:
— Она-то наверняка легко заводит друзей.
Сдержанная реакция Бэннона электрическим током пробежала по ее телу. «Джоанна, что ты делаешь? — мысленно ужаснулась она, откидываясь на спинку сиденья. — По собственной воле лезешь в пасть ко льву».
Прошло целых три минуты, прежде чем Ник удостоил ее беглым взглядом.
— Дом Мюрреев в двух милях отсюда, — равнодушно отрапортовал он. — На другой стороне мыса. Вдоль обрыва, конечно, короче, но там, увы, нет дороги.
— Им, должно быть, очень одиноко. — Впервые за весь день Джоанна не пыталась вложить в речь особый оскорбительный смысл.
— По нашим меркам — нет. Владения у них огромные, королева позавидует. И личная бухточка с пляжем, куда иначе чем на лошади или на лодке и не доберешься.
— Похоже, вы очень торопитесь, — сладким голосом пропела девушка.
Бэннон сбросил скорость, устало потирая глаза.
— Ты ревнуешь или просто нервничаешь перед встречей с незнакомыми людьми?
— Слава богу, ни то ни другое.
Джоанна хотела добавить еще что-то в этом же духе, но открывшийся за поворотом вид на залив вытеснил из головы все посторонние мысли. Попавшись вперед, девушка наблюдала за тем, как солнце, словно огромный медный щит, чинно погружается в океан, щедро одаривая и его и землю последними, самыми желанными лучами.
— Как здесь чудесно! Должно быть, они часто купаются, раз у них собственный пляж.
— В сезон засухи — да. А с октября по май разве что умалишенный рискнет здесь поплавать. В любом другом месте — пожалуйста, только не в море. В это время оно прямо-таки кишит водяными осами, или, как мы зовем их, стингерами. За последние годы было несколько несчастных случаев. А у аборигенов на севере даже существует обряд, обучающий малышей опасаться стингеров и морских дьяволов.
— Я знаю о существовании морских дьяволов, даже видела в музее самые опасные экземпляры, — с гордостью объявила девушка. Обидно, что снисходительно-поучительный тон лекции ставит ее на один уровень с юными дикарями. Она докажет свою осведомленность. — А что ты делаешь, когда подскакивает температура?
— Пью пиво. — Ник решительно не хотел воспринимать ее всерьез.
— А если отбросить шутки в сторону? — настаивала Джоанна, глядя на его упругий, подтянутый живот. — Не похоже, чтобы ты увлекался этим напитком.
— Обычно я выпиваю кружечку-другую. — Бэннон лениво потянулся. — Я деловой человек, и мне некогда сидеть и доходить, как говорится, до кондиции. Это привилегия туристов. А коль хочешь знать, где мы купаемся, — в нескольких милях от дороги в парке есть природные источники. Они образуют несколько прудов, площадью в три четверти акра, если не ошибаюсь, и соединяются узкими протоками. Мать-природа не пожалела сил на создание этого шедевра. А сколько там диких птиц и кенгуру! Парк принадлежит государству и охраняется местным попечительским советом, иными словами, там заповедник, что значит — ни тебе охоты, ни рыбалки. Зато животным — раздолье.