— Но дорогой профессор, — возразил Гораций, вовсе не радуясь такой ответственности, — боюсь, как бы и мне не накупить хлама. Я не имею специальных познаний о восточных древностях.
— В Сен-Люке, — сказал профессор, — мне казалось, что для любителя вы имеете исключительно точное знание и понимание египетского и арабского искусства, начиная с древнейшего периода (если так, то Гораций мог только со стыдом признать себя страшным хвастуном и обманщиком). Впрочем, я и не желаю вас обременять сверх меры: как вы увидите по каталогу, я отметил предметы, которыми особенно интересуюсь, и назначил предел цены, до которого готов дойти. Поэтому вам будет нетрудно.
— Очень хорошо, — сказал Гораций. — Отправляюсь прямо в Ковент-Гарден, а оттуда уж постараюсь сбегать позавтракать.
— Ну, пожалуй, если вы так любезны. Предметы, отмеченные мною, вероятно будут предлагаться почти подряд, но пусть это соображение не отвлекает вас от завтрака, и, если вы пропустите что-либо вследствие отлучки, — ну, что ж, это не беда, хотя, пожалуй, и придется пожалеть… Во всяком случае, не забудьте отметить, сколько стоит каждая вещь, и, может быть, вам не трудно будет черкнуть мне словечко при возвращении каталога… или постойте! Нельзя ли вам заглянуть ко мне нынче вечером и сообщить мне, чего вы достигли? Это будет лучше.
По мнению Горация, это, конечно, было лучше, и он решил зайти вечером, чтобы дать отчет о своем поручении. Оставался вопрос о деньгах на тот случай, если бы тот или другой предмет остался за ним; ему пришлось признаться, что в данный момент у него не наберется и десяти фунтов. Тогда профессор вынул из бумажника ассигнацию на такую сумму и вручил ее ему с видом благодетеля, помогающего достойному бедняку.
— Не превышайте назначенных мною цен, — сказал он, — так как сейчас я не располагаю большими деньгами, и, пожалуйста, назовите у Гаммонда свою фамилию, а не мою. Если публика узнает, что я покупаю эти вещи, то набьет цену. Теперь же не буду задерживать вас, тем более, что время бежит. Я уверен, что вы постараетесь для меня как можно лучше. Итак, до вечера!
Несколько минут спустя Гораций ехал в Ковент-Гарден на лучшем извозчике, какого мог достать.
Профессор требовал от него несколько более, чем ему давало право их знакомство, и был слишком уверен в его согласии, но что из этого? Как-никак, ведь это был отец Сильвии.
«Даже с моей удачливостью, — думал он, — мне надо бы купить хоть одну или две из отмеченных вещей; суметь бы только угодить ему — и отсюда могут быть последствия!»
В таком радужном настроении Гораций вошел в общеизвестный аукционный зал Гаммонда.
2. ДЕШЕВАЯ ПОКУПКА
Несмотря на то, что был уже час завтрака, когда Вентимор прибыл в Гаммондов аукционный зал, но огромная стеклянная галерея, где происходила продажа обстановки и имущества покойного генерала Коллингама, оказалась переполненной, что показывало, что скончавшийся офицер бы известен, как знаток.
Узкие, обтянутые зеленой байкой столы под эстрадой аукциониста были заняты профессиональными торговцами, в их числе попадались и женщины, которые сидели с бумагой и карандашом в руках, являя то наружное безразличие и внутреннюю настороженность, какие можно подметить в залах Монте-Карло. Вокруг стояла спокойная толпа деловитых людей, по большей части покупателей различного типа.
На скамье, похожей на учительскую кафедру, сидел аукционист, производивший продажу с беспристрастием судьи и достоинством, не допускавшим, даже при самых похвальных замечаниях, ни малейшего оттенка энтузиазма.
Лучи октябрьского солнца, проникая сквозь стеклянную крышу, золотили тусклые газовые рожки и наполняли пыльную атмосферу бледным золотом.
Но все-таки полное отсутствие возбуждения в толпе, спокойный и ровный голос аукциониста и случайный жалобный выкрик носильщика: «Вещь здесь, господа!» — если какой-нибудь предмет был слишком тяжел для передвижения, — все это подействовало угнетающим образом на обычно живого Вентимора.