Нет, Грейс не надеялась, что в ту же секунду племянница станет ангелом во плоти. Она была не столь наивна. В конце концов, Таш была подростком. Впереди их ждут битвы — победы и поражения. Но тот дикий страх, который терзал ее до сего дня, наконец-то прошел, и она чувствовала, что камень упал с ее плеч.
Это было неплохое начало. Грейс поцеловала Таш в щеку:
— Хорошо.
Таш улыбнулась, а потом скривилась:
— Ой.
— Лодыжка болит?
Таш кивнула:
— Очень.
Грейс нажала на кнопку вызова медсестры, и через десять минут девочке принесли таблетку мощного обезболивающего.
— Поспи немного, Таш, — сказала Грейс, расправляя простыни на кровати племянницы. — Я подожду, пока ты заснешь, а потом поеду домой и привезу тебе косметичку и чистую одежду.
Таш кивнула, уже проваливаясь в сон. Она сжала пальцы Грейс, и та вспомнила, как в детстве племянница всегда забирала ее руку в свое безраздельное пользование.
Но никогда раньше это не доставляло ей такой радости, как сейчас.
— Расскажи, что ты помнишь о ней, — прошептала Таш.
Грейс взглянула в сонное лицо девочки и почувствовала, как сердце бьется в груди, причиняя боль, а к горлу снова подкатывают слезы. Грейс проглотила комок, который мешал говорить, и начала свой рассказ:
— Помню, однажды, когда твоей маме было пять лет, она захотела скейтборд…
Десять минут спустя пальцы Таш разжались, а ее дыхание стало глубоким и ровным. Грейс посидела рядом с племянницей еще минут десять, просто наблюдая, как она спит. Она почувствовала, что тяжелый груз свалился с ее плеч и что Таш наконец вернулась к ней.
Не желая терять время, Грейс осторожно убрала руку. Ей нужно было ехать домой и привезти кое-какие вещи. В тот момент, когда она встала, в палату вошел Брент.
Они посмотрели друг на друга, и на секунду воцарилась тишина. В воздухе повисли воспоминания о том, что произошло этой ночью в комнате для дежурных врачей.
— Привет, — сказала она слегка охрипшим голосом.
— Привет, — ответил он, стоя в дверях и держа руки на бедрах, прежде чем войти. — Я зашел проведать…
— Ш-ш-ш, — оборвала его Грейс. Она приложила палец к губам и указала на спящую Таш. — Ей только что дали обезболивающее.
— О, извини, — пробормотал Брент, тихо подходя к изножью кровати. — Как лодыжка? — прошептал он, прощупывая пульс на ноге и едва касаясь при этом пальцами пульсирующей артерии.
— Болит.
Он кивнул.
— А голова?
Грейс улыбнулась, несмотря на внутреннее смятение:
— Думаю, по ощущениям сравнимо с лодыжкой.
Брент взглянул на Грейс:
— А ты?..
— Ш-ш-ш, — зашикала на него Грейс, когда Таш пошевелилась во сне. От голоса Брента палата, казалось, содрогнулась.
Или виной тому был бешеный стук ее сердца?
Она схватила его под локоть и отвела в дальний угол.
— Прости, — извинился он.
Она пожала плечами:
— Все в порядке. Только давай говорить потише, ладно?
Он стоял так близко, что она чувствовала свой запах на его коже, он чувствовал свой на ее.
— Ты выглядишь заплаканной, — прошептал он, подавив в себе желание убрать непослушную прядь ее волос за ухо. Он заметил ее покрасневшие, припухшие глаза за стеклами очков, как только вошел в палату.
— Ах да, — сказала Грейс, прикасаясь к лицу и испытывая внезапную неловкость за свой внешний вид. За последние восемь часов она кричала, плакала, была напугана до полусмерти, занималась любовью и спала, сидя на жестком, неудобном пластиковом стуле.
Вид у нее, должно быть, тот еще.
Поскольку мысли разбегались при виде его позы со скрещенными руками, от которой его плечи и грудная клетка казались еще шире, Грейс уставилась в пол.
— Мы с Таш долго разговаривали. И плакали. — Грейс тихо усмехнулась, а затем посмотрела на него. — Знаешь, Брент, я думаю, с ней все будет в порядке.
Она хотела, чтобы он знал это. Ей было нужно, чтобы он знал. Конечно, от этого вряд ли что-то изменится.
— Впереди еще долгий путь. Бушующее море так быстро не успокоится, но мы сделали огромный шаг навстречу друг другу, — продолжила она.
Брент чувствовал облегчение Грейс, видел, как у нее в душе зародилась надежда. Он хотел прикоснуться к ней — положить руки ей на плечи и прижать ее к себе. Но изменения, происходившие в семье Грейс, еще не означали, что их отношения тоже изменятся.
Она только что сказала, что предстоит долгий путь. И он не собирался в очередной раз подвергать риску свое сердце. Он вполне мог жить с безответной любовью — ему удавалось это на протяжении двадцати лет, с того самого дня, когда она ушла.