— Надюша, что с тобой такое? На тебе лица нет!
Мне навстречу выходит мама.
— Мамуль, — я не собираюсь её волновать, но всё же хочу спросить, — как бы ты поступила, если бы узнала, что мать намеренно соврала сыну, подставив при этом другого человека, который ей ничего плохого не сделал?
— Что за странные вопросы, Надюша? — мама смотрит на меня внимательно.
— Просто ответь, мамуль, — обессиленно опускаюсь на диванчик в коридоре, поднимаю на неё глаза.
— Дорогая моя, — мама присаживается рядом, обнимая меня. — Любая мать хочет лучшего для своего ребёнка. Проблема в том, что это «лучшее» может расходиться с представлениями самого ребёнка о том, что ему нужно. Но мама всегда остаётся мамой. И человек, который станет причиной, даже невольной, разрыва отношений между мамой и сыном… это ляжет тяжким грузом на его совести.
А затем, помолчав, добавляет:
— Лжецу рано или поздно придётся ответить за свои слова. Можешь считать меня наивной, в мои-то годы, но я твёрдо в этом уверена. Главное — быть честной перед самой собой.
Киваю в ответ.
— Я очень устала, мамуль, пойду спать.
— Конечно, милая, — мама целует меня в лоб.
Падаю на кровать в своей комнате, закрываю глаза и проваливаюсь в сон.
Организм у меня всегда так реагировал на стресс. Зато когда я высыпалась, получалось находить в себе силы думать и действовать дальше. Вот и теперь, когда открываю глаза ранним утром, чувствую, что мне стало легче.
На часах ещё нет пяти, но солнечный луч из-за шторы уже подбирается к кровати — в моей комнате окно выходит на восток. Мама ещё спит, поэтому я тихонько поднимаюсь, умываюсь и возвращаюсь к себе.
Подумав, достаю пакет с формой, которую забрала с собой и не успела отвезти Володе. Может, конечно, зря… но решаю пришить погоны и шевроны на китель. В конце концов, отпороть их можно будет за пару минут, если что. За то короткое время, что мы встречались, я никогда этого не делала, но помнила — Володя рассказывал как-то, что это особая гордость для военного, носить форму, погоны к которой пришила любимая девушка или жена.
Женой я так и не стала, но хочу хоть немного почувствовать отголосок того счастья, которое окружало нас в те месяцы. Вчера одной — и самой большой — обидой в моей жизни стало меньше! Меня не бросали. Володя ни в чём не виноват.
И всё же он поверил матери, подсказывает мне подсознание. Поверил, не стал пытаться ничего выяснять… И теперь снова поверил. Но как было не поверить? Во-первых, моя мама права. Это всё-таки его мать. Во-вторых, с чего ему было сомневаться? У неё всё получилось очень складно.
Тряхнув головой, избавляюсь от этих мыслей. Виолетта, конечно, редкостная дрянь… Но её не исправить. И обратно уже ничего не вернуть. Мы с Володей оба изменились. Той девушки, которую он, наверное, любил, раз собирался сделать предложение, уже нет.
Разглаживаю форму, закончив свою работу. Аккуратно сворачиваю, складываю обратно в пакет. Сегодня отдам. Есть совсем не хочется, поэтому вызываю такси и еду в посёлок.
— Доброе утро! — одновременно со моим такси у знакомых ворот тормозит другая машина, здоровенный сверкающий внедорожник, и оттуда выходит темноволосый высокий мужчина. — Дайте угадаю, — прищуривается, глядя на меня, — вы Надежда! А я Даниил Антонович Игнатьев…
— О-о-о, — у меня невольно расширяются глаза, — вы тот самый Игнатьев?! Нейрохирург?
— Чувствую себя по меньшей мере Элвисом Пресли, — ухмыляется мужчина, подбоченившись. — Откуда вы меня знаете?
— Я читала вашу последнюю статью, — говорю восхищённо, называя один из ведущих научных медицинских журналов.
— Ну надо же, — он улыбается, — значит, нас таких уже двое. Польщён, — слегка кланяется, но без всякой издёвки. — А вы та самая медсестра, которая снимает боль наложением рук?
Вот теперь в голосе слышна мягкая насмешка, но совсем не обидная, поэтому я улыбаюсь.
— До такого мне далеко, — отвечаю в тон. — А техники массажа, думаю, вы знаете получше меня.
— Рад познакомиться с вами, Надя, — кивает мужчина. — Пойдёмте к нашему пациенту, — открывает мне дверь, видимо, уже успел нажать на вызов охраны.
— Почему к нашему? — хмурюсь, проходя во двор и направляясь к дому. — Я только компаньонка Виолетты Валерьевны.
— О, господи, вы точно святая, — Даниил Антонович смешно морщит нос. — Справляться с этой старой…
— Доброе утро, — перебивает нас хмурый голос.
На крыльце стоит Володя. Перебегает взглядом от меня к Игнатьеву и обратно, и чем дальше, тем более мрачным делается его лицо.
— Доброе, доброе, — отзывается нейрохирург. — Ну ты даёшь, Солнцев, такое сокровище откуда-то откопал! Познакомился вот с твоей медсестрой, теперь думаю, а не переманить ли её к себе в клинику?