Она вытерла глаза. Про себя я подумала, что этот Мартин вряд ли стоит таких переживаний, но я не могла ей этого сказать и, пробормотав несколько банальных утешительных слов, поспешила уйти. Позднее, размышляя над услышанным, я поняла, почему Линда была так огорчена несчастным случаем, происшедшим с Джеком Феллоусом. Ведь на его месте мог быть Мартин…
Когда доктор Коллендер пришел в палату на следующее утро, сестра удалилась выпить кофе, а старшая сиделка отвечала на телефонный звонок, так что встретила его сестра Пиннок. Я суетилась у тележки с бельем, заправляя кровати. Он взглянул на меня и улыбнулся в знак приветствия. В очередной раз пробежав мимо, я заметила, что они смотрят на меня — вероятно, я была предметом их разговора. Зная Пиннок, я почувствовала себя очень неловко, но мы были заняты двумя новыми пациентками, и я не могла долго предаваться размышлениям.
Позднее, в стерилизационной, услышав танцевальную музыку, доносившуюся из корпуса напротив, я не удержалась и исполнила нечто вроде джиги вокруг тележки с инструментами.
— Полагаю, — услышала я холодный голос из дверей, — вас не затруднит передать сообщение сестре Бретт?
Это снова был Дэвид Коллендер. Я остановилась, ужаснувшись, что он застал меня за столь фривольным занятием. Я покрылась красными пятнами, когда он добавил:
— Я знаю, что вы находите меня напыщенным и скучным, но в будущем вам придется прекратить заниматься танцами рядом с дорогостоящим оборудованием. Студенток-медсестер заменить очень легко, а вот оборудование — нет!
Я была поражена, и не только его словами, но и его тоном. Глядя ему вслед, я обалдело повторяла про себя его слова. Напыщенный… скучный… Что бы это могло означать?
Но тут я вспомнила Пиннок, и все сомнения у меня отпали. Разумеется, это было ее рук дело. Правда, меня удивило ее внимание к моей скромной особе. Неужели она ревнует? Ревнует меня к Дэвиду Коллендеру?
На следующий день сестре Дашфорд изменили расписание дежурств и поставили ее в ночную смену. После полудня она спала, так что я не видела ее до вечера, когда она буквально вихрем ворвалась ко мне в комнату, озабоченная и огорченная. Она спросила, не собираюсь ли я пойти куда-нибудь сегодня. Заинтригованная, я отрицательно покачала головой.
— Тогда сделай мне одно одолжение, — попросила она.— Я не смогла предупредить Мартина, что мы не увидимся сегодня вечером. Будь умницей, встреться с ним вместо меня и объясни, пожалуйста, что случилось.
Ее просьба не доставила мне большого удовольствия, но Линда была в таком взвинченном состоянии, что я не могла не согласиться.
Погода выдалась ужасная. Ветер налетал бешеными порывами, дождь хлестал вовсю, дороги размыло. Пока я добралась до указанного Линдой бара, я успела насквозь промокнуть и разозлиться.
Найти жениха Дашфорд оказалось нетрудно. Она описала мне его довольно подробно. Это был худощавый молодой человек с изможденным капризным лицом. Он сидел, облокотившись на стойку.
— Мартин Бэйтмэн? — спросила я. — Я принесла вам записку от Линды.
— Порвите ее, — сказал он мрачно. — Это прекрасное дополнение к моему испорченному вечеру!
— Я бы выпила джин с тоником, — сказала я многозначительно.
Я и так была раздражена, а его холодный прием просто вывел меня из себя. Ему ничего не оставалось, как заказать мне выпивку.
Он поставил два стакана на соседний столик, и я выдала ему подробную историю о ночном дежурстве Линды. Только после этого он, похоже, проснулся и сообразил, что я все-таки человеческое существо, а не почтовый голубь.
— Думаю, она рассказывала вам обо мне?
Я устало кивнула, но было уже слишком поздно. Шлюзы не выдержали, и подробный рассказ о его несчастьях хлынул на меня неудержимым потоком… Никто не может понять, как плохо он себя чувствует… Его мать была лучшей в мире… Он ощущает, что у него из-под ног выбили опору… Он больше не видит смысла в жизни…
Я слушала и удивлялась, как Линда могла выносить его. Беспросветная жалость к себе мужчины — вряд ли это могло быть прочной основой для романтических отношений. В конце концов он посмотрел на меня пустыми глазами и сказал:
— Мне нужно еще выпить. Я сейчас.
Я запротестовала, возразив ему, что глупо пытаться забыться подобным образом, но я еще не успела закончить свою лекцию, как у него в руках оказались два стакана виски. Когда мы поднялись, чтобы уходить, он еле держался на ногах.
Покачиваясь, он вцепился в руку стоящего поблизости парня.
— Эй, смотри под ноги, приятель! — оттолкнул его тот.
К моему ужасу, Мартин отреагировал на его предупреждение враждебно, у него вырвалось несколько грубых слов. Глаза всех присутствующих обратились на него, и я побагровела от смущения. Кое-как я вытолкала его за дверь, и тут Мартин беспомощно повис у меня на шее, не найдя другой опоры.
Какой-то человек отступил в сторону, давая нам пройти, и посмотрел на меня долгим осуждающим взглядом, Дэвид Коллендер! Значит, он был свидетелем всей этой ужасной сцены!
Наши глаза встретились. Его саркастический взгляд перешел на Мартина, затем снова на меня.
Этого было вполне достаточно, чтобы вызвать у меня слезы. Вот уж правда: ни одно доброе дело не остается безнаказанным! Теперь Дэвид Коллендер, без сомнения, отнес меня к категории людей, которые даже вести себя не умеют в самом респектабельном баре города. Но затем я твердо сказала себе, что мне безразлично, что он подумает, и мы с моим спутником неуклюже протолкнулись в дверь.
Но когда мы оказались на улице, меня охватила слепая ярость. Похоже, судьбе было угодно выставить меня перед Дэвидом Коллендером в плохом свете, и это причиняло мне боль, заставляя чувствовать себя несчастной. У меня появилось искушение спихнуть Мартина в близлежащую канаву, но вдруг я заметила, что он начал зеленеть.
— Я себя погано чувствую, — прохрипел он. — Должно быть, я простудился.
— Должно быть, вы выпили слишком много виски, — отрезала я.
Но вид у него был действительно ужасный, и я почувствовала, что мой долг медсестры — проводить его до дома. После бесконечной ходьбы по скверно освещенным улицам я наконец втолкнула Мартина в дверь его квартиры и поспешила уйти.
«Нужно бежать, иначе запрут дверь!» — испуганно подумала я, взглянув на часы.
Когда, едва дыша, я добралась до дверей «Бастилии», было без двух минут одиннадцать. Задыхаясь и краснея, я пустилась бегом через холл и наткнулась на сестру-смотрительницу, которая шла запирать дверь.
— Едва успели, сестра? — спросила она холодно. — В следующий раз будьте более пунктуальны.
Я только смогла пробормотать в ответ какие-то невнятные извинения.
До своей комнаты я добралась, едва сдерживая слезы. Все мои мечты о втором курсе начали рассеиваться. Я приехала в Райминстер с такими радужными надеждами — и вот почти сразу завязла в болоте мелких неприятностей.
На следующий день, как только я вышла на дежурство, я сочла своим долгом разыскать Дашфорд. Она в одиночестве заканчивала свой завтрак. При моем появлении ее лицо мгновенно просветлело.
— Ты видела Мартина? — сразу же спросила она.
Не подбирая слов, я решительно высказала ей сложившееся у меня мнение о Мартине Бэйтмэне:
— Он бесхарактерный, жалкий бездельник. Ты сама виновата в этом, потому что слишком много нянчишься с ним!
Линда изменилась в лице, но у меня за спиной возникла старшая сестра-сиделка, и продолжать дальнейшую дискуссию оказалось невозможным.
Когда я шла к себе на дежурство, то заметила, что над операционной горит красная лампочка. Позже я узнала, что Джек Феллоус был в сегодняшнем списке оперируемых и что, по мнению врачей, он вряд ли сможет когда-нибудь снова ходить. Эта грустная новость позволила мне отнестись к моим личным неприятностям более оптимистично.
В следующие два дня я вовсе не видела Линду Дашфорд, так как она все еще работала в ночную смену. «Бастилия» гудела в преддверии назначенных на ближайшую субботу танцев, которые регулярно проводились в медсестринском корпусе раз в два месяца. Я всегда обожала танцы, и эта новость значительно улучшила мое настроение.