Выбрать главу

- Не сон, а вправду… Эвон она лебедей полевым горохом кормит,- сказал медвежонок.

Тереха взглянул на озерину, а там красным цветом маковым цветет цыганка в кумачах. Лебеди длинные свои шеи к ней тянут, гороху сладкого выпрашивают.

- Здравствуй, Терешенька, дружочек.. Иди ко мне!- крикнула с того берега цыганка.

- А как я пойду?.. Глыбко.

- Иди по мосточку калиновому,-махнула красным рукавом цыганка,- вмиг мост через воду вырос.

Побежал Тереха по мосточку, за ним медвежонок култыхает, язык красный выставил, тяжелехонько вздышит - жара стоит.

- Господи, до чего я рада-радешенька,- встретила их цыганка веселым голосом, а черноглазое лицо заулыбалось, а лукавые губы зашептали:-Ну, спасибо, милые дружки, что украли у того старого пса, цыгана-Черломаза, трубку. Ведь он меня на привязи держал, меня, вольную цыганку, в свой полон полонил. А я цыганка вольная, лесная, полевая, разудалая… Я песни пою, я судьбу угадываю, я с красным солнцем перемигиваюсь, с ясным месяцем перешептываюсь, падучие звезды золотые рукавом ловлю.

И вдруг Тереху за руку:

- Трубка! - сдвинула брови, злобно-злобно засверкала.- Куда девал трубку?!

- Ишь ты!-вырвался Тереха.-Больно ты ловка,- и по-молодецки подбоченился.

Цыганка тяжело вздохнула, запечалилась, черные глаза прикручинились. Она низко опустила голову и молча раздумчиво стояла.

- Хитреиа-а-я…-протянул медвежонок-Мишка.

А Тереха сказал:

- Вот пойдем, коли так, с нами. Мы с товарищем будем медвежачье царство осматривать, по всей тайге рыскать. А трубки во веки веков не найти тебе.

Она, хитрая, опять заулыбалась, положила ласковую руку на Терехино плечо.

- Зачем вам по тайге ходить, зачем ноги трудить резвые, ежели всю жизнь медвежачью здесь, у озерины тихой, можно высмотреть?

- А как же так?

- А вот как…

Цыганка крутанулась на каблучках точеных, да как пошла волчком крутить, аж вихорь по тайге взметнулся, кудрявые сосны с шумом принагнулись, камышевые травы к земле легли.

Крутилась, крутилась цыганка, села; раскинула перед собой турецкую шаль огурчатую и достала колоду карт. Разбросила она карты по шали веером, одна карта поднялась, отошла сама собой к сторонке и опять легла.

Тереха испугался.

- Какая это карта?-спросила цыганка.

- Звестно, туз,- подбодрился Тереха.

- Ан, нет…

Тереха обиделся. Он карты твердо знает: почитан каждый вечер с тятькой в свои козыри играл!

- Звестно, туз виней.

- По твоему туз, а по моему краля, - лукавым голосом сказала цыганка.

Глядит Тереха - и впрямь винновая краля, смеется, как живая, и цветочком помахивает. Живая да и на.

Ну, ты волшебница,- убежденно сказал Тереха и в страхе попятился.

Медвежонок ничего в картах не смыслил, он понюхал их, отошел к сторонке, растянулся под елью и стал с когтей присохшую грязь обкусывать: кусит да выплюнет, кусит да выплюнет.

- Не бойся, чего ты испужался? - сказала цыганка Терехе.- Эта краля винновая я сама и есть.

Вдруг поднялась на воздух карта волшебная, подплыла к цыганкиному сердцу и пропала. А цыганка вмиг в кралю обратилась, цветочком живым желтеньким над плечом помахивает, на Тереху сыскоса поглядывает.

Товарищ! Медвежонок!! Мишка!!! - заорал Тереха.- Она волшебница!

- Тьфу! - выплюнул медвежонок кусочек грязи.- Чего ты гаркаешь? Зря людей пугаешь?

- Она волшебница.

- Плевать я на нее хотел…

- Она сгубит нас!

- А где медвежачья грамота?

Тереха выхватил бересту, и оба они с Мишкой стали невидимы.

Цыганка-краля во все стороны злые глазища пялит, ровнехонько никого не видит, лишь цветочком сердито машет.

- Где же вы? Куда ушли?

Опять во все глаза смотрит, ровнехонько никого не видит.

- Как скрозь землю провалились, ушли… - сказала она грустно; всплеснула руками и в голос заплакала.

- А не будешь волховать, волшебница?-невидимкой проговорил Тереха.

- Я буду по чести жить, по правде, по истине.

- А ну, побожись…

Цыганка ну страшной божбой божиться:

- Унесите меня ветры буйные, разразите меня грозы грозные, утопите меня воды бурные-холодные… Не буду больше волховать, добрых людей с ума сводить. Сдержу свое слово цыганское.

- Довольно!-сказал Тереха,- мы с Мишкой верим твоему нерушимому цыганскому слову,-и сунул обратно в карман медвежиную грамоту.

И только лишь сунул, враз с медвежонком стали видимы.

Цыганка от радости в ладоши схлопала.

Тереха сел возле, а закадычный друг его Мишка с последней четвертой лапы беспечно грязь скусывал: скусит да выплюнет, скусит да выплюнет.