Однако в большой комнате его не обнаружилось, зато у печи хлопотала невысокая дородная женщина с убранными под светлую косынку волосами, одетая в простую полотняную рубаху с закатанными рукавами, открывавшими полные белые руки, тёмную юбку и застиранный старый фартук.
– Доброе утро, – растерянно поздоровалась Антонина.
– Добренько, барышня! – улыбнулась та. – Умываться подать? У меня вота и водица согрелася.
– Спасибо, да я сама всё сделаю! – смутилась от предложения девушка, которая к прислуживанию не привыкла и подобного не ожидала. – А вы?..
– Костенкова я, Дарья Митрофановна, соседка. Сидор Кузьмич велели за вами приглядеть да помочь. Вы барышня вона городская, к нашим порядкам непривычная… Да и вона, гляжу, тоненькая какая, беленькая, хорошенькая! И впрямь, чего у печи-то валандаться? – Говоря, женщина оттеснила Антонину от чайника, к которому та потянулась, подхватила и его, и ведро с водой и смешала горячую с холодной прямо в медном умывальнике, который висел у печи сбоку. Девушка его вчера даже не заметила. – Вота, пожалте, сейчас я, суконце ещё подам, отереться.
– Спасибо, – сдалась Антонина. – А где сам Сидор Кузьмич?
– Так он к Гавриле вона перебрался, тот всё одно в тундре днюет и ночует. И то вота верно, он бобылём живёт, а вы молоденькая, немужняя, нехорошо в одной избе-то! Вот ежели поженитесь, то оно и ладно…
– А гостиницы в городе нет? – уточнила Бересклет, чувствуя себя виноватой перед новым начальником. Не успела приехать, а уже доставила уйму неудобств. И ведь не поспоришь! В Петрограде бы и то на них косо смотрели, живущих вдвоём под одной крышей, а уж тут, в глуши…
Но, с другой стороны, он же согласился, чтобы прислали именно Антонину, наверняка в документах был указан и её возраст, и семейное положение. Да и комнату для нового жильца явно подготовили заранее, как бы не эта самая Дарья Митрофановна хлопотала. Так что виниться и просить прощения Бересклет быстро раздумала.
– Господь с вами, откуда! – засмеялась соседка. – Да и на кой она? Шахтёры вона в бараках живут, ежели кто учёный явится – так на постой кто возьмёт, оно вона проще… К столу садитеся, я сейчас и травки заварю, и еда уж поспела!
– Вы не знаете, я долго проспала? Какой сейчас день? И час? – уточнила Антонина, без возражений устраиваясь, где велели. – Сидор Кузьмич говорил про баню, а мне бы очень хотелось как следует вымыться после дороги…
– Четверг сейчас, к полудню, да только куда ж вы, барышня, да в общую баню? – Дарья Митрофановна всплеснула руками. – Да и какая там баня-тка? Ни парку, ни веничка хорошего…
– Но других вариантов всё равно нет. – Бересклет и сама не горела желанием знакомиться с означенным общественным заведением, однако деваться и впрямь было некуда. – Кроме того, я никогда не была в бане и понятия не имею, какой пар хороший, а какой – не очень. Мне просто нужно вымыться горячей водой.
– Батюшки, да как же вы там в своём Петрограде-то живёте-та?! – ахнула соседка с искренним ужасом, вновь всплеснув белыми руками, словно гусыня крыльями.
– Хорошо живём, с водопроводом, – вздохнула Антонина. – Вода прямо в дом поступает и течёт сразу горячая, сколько нужно. Вѣщевики[2] замечательный нагреватель придумали, очень удобный.
– Ой, вона радость какая, вода по проводу, эка невидаль! Вот что, барышня, я вам ввечеру такую баньку истоплю, пропарю хорошенько! Вота вы разницу-то и увидите, заново родитеся, вот вам крест. И не спорьте, не спорьте! Сидор Кузьмич велели за вами приглядеть, я и сделаю как надо.
– Не стоит беспокойства, Дарья Митрофановна! Не можете же вы каждый раз ради меня так утруждаться!
– Ничего, ничего, мы всё одно и сами будем мыться, так что и не спорьте даже, барышня. Вот лучше кушайте, кушайте…
Кушать Антонине предлагалось гречневую кашу с грибами – не бог весть какой изысканности блюдо, но до того ароматное, что в ход пошла добавка. Да и голод, как известно, лучшая приправа, а путешественница с самого Петропавловска толком не ела. У соседки это вызвало умиление, и женщина явно едва сдержалась, чтобы не погладить материнским жестом новую жиличку по голове.
– Кушайте, кушайте, барышня, ну что же вы тоненькая такая, чисто прутик!
– Ну вы скажете тоже, прутик, – улыбнулась Антонина. Она всегда считала себя достаточно плотной – всё же не белоручка, да и вся их порода отличалась крепостью. Однако слова Костенковой пришлись по душе: вкусы здесь явно были иными, но столичная гостья предпочла счесть их похвалой собственному изяществу. – Ой! Что это было? – вырвалось изумлённое, когда на краю поля зрения будто бы мелькнула некая тень.
2
Вѣщевики – люди, обладающие способностью реализовывать особую “вѣщевую силу”, заложенную в любой неживой материи. Первые известные историкам вѣщи – разного рода обереги.
Сохранено традиционное написание через ѣ (ять, читается как «е»).