Жизнь налаживалась, люди всё реже обращались к колдунам, разве что к ведуньям, подлечить захворавших. Жертвы заново срубленным богам всякий приносил, как умел, и предки дремали в беспамятстве, не тревожимые никем.
* * *На подсочку сосны и заготовку дубового луба направлялись непременно молодые воины при оружии. Работа вроде бы и не трудная, но в таких местах ведётся, где зевать по сторонам не след. Сосны-то есть где угодно, а вот дубовые рощи шумят лишь по краю степи. Деревья с ободранной корой высыхают на корню, стоят, топорща в небо мёртвые ветви. И там, за этим забором, прячутся заставы, оберегающие людей от недоброй степи. Зорко смотрят, помня, что предки, которых с пристрастием опрашивал Потокм, рассказали, что заставы у них были сделаны на совесть, но враг тем не менее безо всякого сполоха объявился у самых стен.
Скор подрубал толстую дубовую кору, загонял под сочащийся древесной кровью луб вытесанные колышки, поднатужившись, обламывал пласт коры. Женщины обдирали свежий луб, сушили, собирали в вязки. Дубовый луб весь шёл кожемякам, в его отваре вымачивали кожи. Тратить его на циновки и рогожи было бы расточительством.
Дубы можно найти и поближе к новому посёлку, но там деревья берегли и на древесину, и для выпаса свиного стада. А этим деревьям всё равно предстояло засохнуть для сооружения засек. Но покуда кряжистые великаны стояли, топорща в небо ветви, покрытые умирающей бурой листвой, словно поздняя осень пришла к ним в середине июля.
Тысячелетиями новые места осваивались таким образом, и никто не видел в том ничего странного. Дубы потом вырастут новые, а людям надо жить сейчас.
Близкая степь проредила чащобу полянами, покрытыми таким травостоем, что поневоле хотелось пригнуться, притаиться, а лучше того, забиться куда-нибудь в кусты. Открытые места, трава, простор – всегда полны опасности. Человек в степи жить не может, там живут только враги.
Работами заправлял Бессон – человек молодой, но колдун не из последних. Именно он и скомандовал сполох. Потянул воздух тонким носом, хищно оскалился, и каждый из работников, ни слова не услыхав, понял, что дело надо бросать и со всей прыти бежать в лагерь.
Собрались мигом. Бессон сидел на пне, вертел головой, что неясыть, зыркая по сторонам. Потом сказал:
– Перелесками идут. На конях.
Скор поёжился. Он только от деда сказки слыхал, что ездят степные набежники на конях. Конь – это зверь такой, вроде комолого лося. И копыто у него неправильное, в болоте топнет. Зато по степи бегает скоро. Говорят, там, в степи, ни у какой животины раздвоенного копыта не сыщешь. На севере, где прозябает раскосое племя воглов, людишки тоже на зверях ездят: на олешках и собаках. Но воглы, почитай, сами не люди, говорят, они на зиму в спячку заваливаются, как медведи или барсуки. Да и тундра – это, почитай, та же степь, только моховая. Простора много, деревьев нет, так что местному народу не ездить на всяком зверье?
Ждали не долго. На дальнем конце широкой прогалины объявились чужаки. Всё в них возмущало взгляд: и кафтаны нелепого покроя, и чудные шапки, и неловкое оружие, и сапоги с загнутыми носами, в каких не ходить, а только на лошади посиживать. И сидели они и впрямь на косматых степных зверях, малость напоминавших не то косулю-переростка, не то лосёнка, не обзаведшегося по младости сохатым рогом. Колдовство такое было Скору незнакомо, хотя ничего особенного в нём не замечалось. Бывало, дома кто из малышей оседлает из озорства роющую корни свинью, так хавронья визг поднимет и вывалит пострелёнка в грязь. А Манюшка, Скорова сестра, недавно верхом на свинье через весь посёлок проскакала. Что визгу было, что переполоху! Народ совсюду сбежался как на пожар. Но старая Гапа Манюшку прутом драть не велела. Увела к себе и строжила по-своему, по-ведовски. А матери сказала, что получится из девки знатная ведьма.
– Ячер, тебе идти, – негромко скомандовал Бессон.
Это все понимали. Ячер мужчина видный, седина в волосах, голос звучный. Такому самый раз за людей говорить. А что за его спиной невзрачный Бессон, так это степнякам знать не обязательно. Колдунов стараются чужим не показывать.
Ячер вышел на шаг, постоял недолго, чтобы все взгляды собрались на нём, потом направился к незваным гостям.
– Кто такие? – спросил он громко. – Вы пришли на нашу землю.
Иноплеменники человеческого языка не знают, всякий род балаболит по-своему, но есть и особый говор, специально для того, чтобы объясняться, если подойдёт нужда, с безъязыкими соседями. Это биться можно, слова не сказавши, а для торговли и иных дел нужно договариваться. Ячер на островах бывал, купеческий говор знал изрядно, так что чужаки, если не совсем дурные, должны были его понять.