Грустно, очень грустно жилось на свете злосчастному Антону Огурцову. Не жилось ему, а обиталось. Даже вечером, падая в изнеможении на холостяцкую кровать, застеленную бесплатно выданными самому себе в рекламных целях антисептическими простынями, он не мог забыться спасительным сном. Огурцов лежал и вспоминал, что в подушках живут стрептококки, выпитый на ночь стакан чая может вызвать рвоту, а тлеющий матрас способен удушить спящего человека за пять минут.
Среди ночи он просыпался в холодном поту. Ему мерещилось, что сорвало предохраняющий вентиль на трубе и квартира наполняется метаном. Кроме того, пакостный фальцетик регулярно нашептывал ему, что, по статистике, девяносто процентов людей умирают в постели.
Тот же неустанный фальцетик внушал Антону Огурцову бдительно относиться к своему здоровью.
В разное время сотрудник инофирмы подозревал у себя спондилоартрит, перитонит, пиодермию, гельминтоз, ирит, астигматизм, рак, лимфаденит, полиневрит, эндокардит, цирроз, трахеит, лепру и гингивит. То, что ни один из этих диагнозов не подтвердился, не ослабило его природной мнительности.
Не было ни одного крупного медицинского светила, к какому бы Огурцов не являлся на прием. Гомеопаты, вирусологи, дерматологи, аллергологи, бактериологи, гастроэнтерологи, терапевты, токсикологии и физиатры – все знали его в лицо. Всем им работник салфеточного фронта демонстрировал свой атлетический торс и настороженные глаза параноика. Отвязаться от перепуганного Огурцова, сгорающего от желания узнать правду, было невозможно. Он присасывался, как пиявка, и рыдал докторам в жилетки, умоляя: «Профессор, не обманывайте! Скажите правду, как бы жестока она ни была!»
Отчаявшись, врачи применяли последнее средство – посылали министра антибактериальных салфеток к своим коллегам, тоже маститым светилам, на которых у них имелся зуб. Врачи перебрасывались Огурцовым, как чугунной болванкой, спеша с его помощью подложить свинью недругу. В результате гистолог отсылал Антона к кардиологу, офтальмолог – к бальнеологу, а эндокринолог – к ортопеду.
На прощанье каждое светило все же считало своим долгом что-нибудь выписать Огурцову на память о себе. В результате в кухонном шкафчике у Антона рядами выстраивались папазол, аспаркам, рибоксин, нитросорбид, норсульфазол, эринит, этазол, сенеде, сустак, теофиллин, левомицетин, холосас в синеньких бутылочках, холосас в красненьких бутылочках, тетурам, нембутал натрия, ноотропил, супрастин, гидрокортизон и самое любимое из всех лекарств, название которого Огурцов выговаривал за два страстных вздоха – аноксициллин 0,123%. Могучий организм атлета пока успешно справлялся со всей этой дрянью, ежедневно пожираемой в немыслимых количествах.
С вредными привычками у герцога салфеток и магистра ордена ватных палочек было не то чтобы туго, а вообще никак. В этой графе у него стояли сплошные прочерки. Когда при нем курили, он зеленел. Иногда он выпивал вина, но исключительно в рамках ампелотерапии по одной чайной ложке два раза в день. Ещё напряженнее было у Огурцова с девушками. Если случалось, что кто-нибудь из них заинтересованно подходил к мускулистому красавцу, Огурцов сразу обращался в бегство. Там, где другие видели девушек, он видел орды микробов, гепатит и вирус гриппа.
Когда Огурцову исполнилось тридцать пять, его родители, обитавшие в подмосковном Ногинске, забили тревогу и приняли его в плотный борцовский захват, заставляя жениться. С полгода поупрямившись, мнительный сотрудник фирмы одноразовых салфеток сдался. Он покорно вздохнул, скушал витамины и стал читать объявления в Интернете.
Написав Зозо очень скромное письмо – первое неделовое письмо в своей жизни, – он был крайне удивлен, когда его сразу сцапали под белы ручки и в спешном порядке мобилизировали на свидание.
Огурцов ждал Зозо там, где встречаются все лишенные воображения москвичи, – у памятника Пушкину. В руках у него был большой букет роз.
– Вы Зоя? – деловито осведомился он.
– Я? Да.
– Тогда это все вам. Держите цветы осторожнее. Не уколитесь! Это чревато споротрихозисом, – предупредил Огурцов.
Зозо едва не уронила цветы. Она не знала, что такое споротрихозис, но слово звучало жутко.
Тем времен Антон Огурцов расправил богатырские плечи и изрек еще одну истину:
– Раз мы уже встретились, не стоит стоять у дороги. Я тут прикинул и понял, что за те десять минут, что я вас ждал, ко мне в легкие попало около четырехсот миллионов микроорганизмов. На многие из них у людей нет иммунитета.
Зозо на всякий случай терпеливо кивнула. Она давно уже привыкла, что на нее клюют исключительно психи. Такая уж у нее карма.
– Пойдемте куда-нибудь перекусим? Я с работы, – предложила она.
Это просторечное выражение вызвало самую неожиданную реакцию. Сотрудник инофирмы рассеянно воззрился на нее. Зозо ощутила, как его интеллект пробивается сквозь пелену гигиенических мыслей, спускаясь со звездных далей, где летают спиральные вирусы и парят мрачные кишечные палочки, на грешную, омикробленную землю.
– Хм… Э-э… Ну да…
– Вы не против?
– Да нет. Перекусить, конечно, можно, только вот где? – спросил Огурцов.
– Какая разница? Да хоть бы там!
Легкомысленно заигрывая с царящим на шипах спиротрихозисом, Зозо взмахнула розами в сторону «Макдональдса». Антон дико уставился на нее и паралично вздрогнул подбородком: