— А как относился Тубиб к другим?
Желая угодить комиссару и ответить поточнее, толстуха задумалась.
— Право, не знаю… Он мало отличался от них…
— Он не рассказывал о своей жизни?
— У нас об этом никто не говорит. Разве что когда изрядно налакаются…
— А ему случалось напиваться?
— По-настоящему — ни разу.
Из-под кипы старых газет — они, видимо, служили бродяге своего рода одеялом — Мегрэ извлек вдруг раскрашенную деревянную лошадку со сломанной ногой. Но это его нисколько не удивило. Как, впрочем, и толстуху.
Какой-то человек, обутый в эспадрильи[3], легко и бесшумно спустился по откосу и подошел к барже фламандца. В каждой руке он держал по сетке с провизией, откуда торчали два больших батона и перья зеленого лука.
Судя по всему, это был брат фламандца, очень похожий на Жефа ван Гута, только помоложе и посимпатичнее. На нем были синие полотняные брюки и свитер в белую полоску. Поднявшись на палубу, он перекинулся парой слов с братом, потом посмотрел в сторону комиссара.
— Не трогай здесь ничего! А сама ты можешь мне еще понадобиться. Если узнаешь что-нибудь… приходи, — сказал комиссар толстухе Леа.
— Неужто такая, как я, пойдет в ваше заведение? — опять рассмеялась она. — Можно прикончить ее? — спросила она, показав на бутылку.
Мегрэ кивнул в ответ и пошел навстречу Лапуэнту, возвращавшемуся в сопровождении полицейского. Комиссар приказал ему до прихода эксперта охранять груду старья, составлявшего имущество Тубиба. Потом в сопровождении Лапуэнта направился к «Зваарте Зваан».
— Вас зовут Хуберт ван Гут?
Куда молчаливее, а может, и подозрительнее, чем брат, юноша ограничился кивком головы.
— Вчера вечером вы ходили на танцы?
— А что в этом плохого?
Акцент у него был меньше заметен. Разговаривая с ним, Мегрэ и Лапуэнту, стоявшим на набережной, приходилось высоко закидывать голову.
— Где же это вы были?
— Возле площади Бастилии. Там есть такая узенькая улочка и на ней с полдюжины кабаков. Я был у «Леона».
— Вы туда и раньше захаживали?
— Не раз… — Значит, вам ничего не известно о том, что случилось ночью?
— Лишь то, что мне рассказал брат.
Из медной трубы на палубу валил дым. Женщина с ребенком уже спустилась вниз, в каюту, откуда до комиссара и инспектора доносился аппетитный запах еды.
— Когда мы сможем отчалить? — спросил молодой человек.
— Наверное, после полудня, как только судья пришлет вашему брату на подпись протокол допроса.
У Хуберта ван Гута, аккуратного, тщательно причесанного, была, как и у брата, розоватая кожа и очень светлые волосы.
Немного погодя Мегрэ и Лапуэнт пересекли набережную Селестэн и на углу улицы Аве-Мария увидели бистро «Маленький Турин». На пороге стоял хозяин в жилете. Внутри никого не было.
— Можно войти?
Хозяин посторонился, удивившись, что его бистро привлекло таких посетителей. Оно было крохотное: стойка да три столика — вот и все. Стены были ярко-зеленые. С потолка свисали окорока, болонские колбасы, странные желтоватые сыры, с виду похожие на раздутые бурдюки с вином.
— Что пожелаете?
— Вина.
— Кьянти?
На полках стояли оплетенные бутыли, но хозяин не прикоснулся к ним, а достал из-под прилавка бутылку и наполнил стаканы, не сводя любопытных глаз с гостей.
— Вы знаете бродягу, по прозвищу Тубиб?
— Как он там? Надеюсь, жив?
Здесь звучал уже не фламандский, а итальянский акцент и вместо флегматичного Жефа ван Гута и его брата — экспансивный хозяин бистро.
— Вы в курсе дела? — спросил Мегрэ.
— Слыхал, что с ним ночью что-то случилось.
— Кто вам сказал об этом?
— Какой-то бродяга утром.
— Что же он вам сказал?
— Что возле моста Мари была потасовка и за Тубибом приехала «скорая помощь».
— И все?
— Кажется, речники вытащили его из воды.
— Тубиб у вас покупал вино?
— Частенько.
— Он много пил?
— Около двух литров в день… Конечно, когда у него водились деньжонки… — А как он их зарабатывал?
— Как все они — подсоблял на Центральном рынке или в другом месте… Иногда разгуливал по улицам с рекламными щитами. Тубибу я охотно давал в долг.
— Почему?
— Потому что он был не простой бродяга, как другие… Он спас мою жену.
Хозяйка бистро, почти такая же толстая, как Леа, но очень подвижная, суетилась рядом на кухне.
— Ты это про меня?
— Я тут рассказываю, как Тубиб…
Она вошла в зал, вытирая руки о передник.
— Так это правда, что его хотели убить? Вы из полиции? Как вы думаете, он выкарабкается?
— Пока еще неизвестно, — уклончиво ответил комиссар. — А от чего он вас спас?
— Ах, если б вы меня видели два года назад, вы б меня не узнали. Я была вся в экземе. Лицо красное, как кусок говядины на прилавке мясника… И не видно было конца этой болезни. В диспансере меня лечили самыми разными средствами, прописывали всякие мази, от которых так омерзительно пахло, что я сама себе опротивела… Ничего не помогало… Мне даже запрещали есть, но у меня и аппетита-то не было… Делали мне еще уколы…
Слушая ее, муж согласно кивал головой.
— Как-то днем Тубиб сидел вон в том углу возле двери, а я жаловалась на свою хворь зеленщице. И тут я почувствовала, что он как-то странно смотрит на меня… А потом вдруг мне и говорит, да так просто, будто заказывает стакан вина: «Пожалуй, я сумею вас вылечить». Я спросила, правда ли, что он доктор. Тубиб улыбнулся и тихо ответил: «Меня никто не лишал права заниматься врачебной практикой».