— Случалось.
— Вы выигрывали?
— Как когда.
— Вы оставляли себе проценты с выигрыша?
— Нет
— А вам не приходило в голову заключить между собой какой-нибудь договор? Например, он мог бы отдавать вам проценты с выигранных сумм.
Уэни лишь отрицательно покачал головой.
— Итак, вы не были ни компаньоном, ни другом, поскольку полностью от него зависели. Можно утверждать, что ваши отношения были отношениями хозяина и слуги. Вы не боялись, что после его женитьбы эти отношения могут стать менее близкими?
— Нет.
— Разве Наур не любил свою жену?
— Нужно было бы задать этот вопрос ему.
— Ну теперь-то это уже поздно. Когда вам стало известно, что у мадам Наур есть любовник?
— А почему вообще я должен был знать об этом? Если он хотел разозлить Мегрэ, то ошибался, ибо комиссар прекрасно владел собой.
— Вы не можете не знать, что два года назад отношения между супругами, и так не идеальные, ухудшились. Вам было известно, что мадам Наур настойчиво требовала развода. Поручал ли вам хозяин следить за ней и сообщать о встречах с Алваредо?
На лице Уэни появилась еще более презрительная улыбка.
— Он сам однажды встретил их, выходя из ресторана на Пале-Рояль. Они не скрывались.
— Он был взбешен?
— Я никогда не видел его взбешенным.
— Однако, хотя между ними уже и не было супружеских отношений, он заставлял ее жить в своем доме, зная, что она любит другого. Не было ли это своего рода местью?
— Может быть.
— Не потому ли, сделав это открытие, он заставил ее расстаться с детьми, отослав их на юг?
— Я не способен, как вы, читать мысли людей, мертвых или живых.
— Я убежден, господин Уэни, что мадам Наур не лжет, когда заявляет, что вы находились в пятницу вечером в обществе ее мужа. Я даже склонен думать, что вы знали о поездке, которую она намеревалась совершить.
— Думайте, что вам угодно.
— Муж ее ненавидел?
— А может быть, она его ненавидела?
— Допустим, они ненавидели друг друга. Она решила во что бы то ни стало добиться свободы…
— Вот именно, во что бы то ни стало…
— Не обвиняете ли вы мадам Наур в том, что она убила своего мужа?
— Нет.
— Это обвинение относится к вам?
— Нет.
— Ну тогда к кому же?
С нарочитой медлительностью Уэни произнес:
— Лишь один человек был заинтересован в этом.
— Алваредо?
— Где он находился?
— В машине, стоявшей у дома. Теперь, похоже, Уэни вел допрос.
— Вы верите в это?
— До тех пор, пока у меня не будет таких показаний.
— Это очень пылкий молодой человек, не правда ли?
— Вероятно.
— И очень страстный? Разве вы не говорили, что вот уже два года он любовник мадам Наур? Его родители могут не принять разведенную женщину с двумя детьми. Если он идет на такое, разве это не доказывает его великую любовь?
Внезапно глаза секретаря стали жесткими, а на губах появилась язвительная усмешка.
— Ему было известно, — продолжал Уэни, по-прежнему неподвижно сидящий в кресле, — что в тот вечер должна была наступить развязка. Вы с этим согласны?
— Да.
— Скажите, господин Мегрэ, находясь на его месте и испытывая его чувства, позволили бы вы своей возлюбленной встретиться с упрямцем-мужем? Вы на самом деле верите в то, что он почти час ожидал на улице, нимало не тревожась тем, что происходит в доме?
— Вы видели его?
— Не пытайтесь поймать меня таким примитивным путем. Я ничего не видел, поскольку меня там не было. Я лишь показываю вам, что присутствие этого человека в гостиной куда более оправдано, чем мое.
Мегрэ поднялся со спокойным видом, словно добившись того, чего он желал.
— В комнате находились как минимум два человека, — произнес комиссар непринужденно. — Наур и его жена. Из этого следует, что мадам Наур должна была быть вооружена крупнокалиберным пистолетом, который нелегко спрятать в дамской сумочке. Науру стоило бы выстрелить первым, и уж потом она сразила его наповал.
— Не обязательно. Она могла выстрелить первой, а муж держал в руках оружие для самозащиты, и не исключено, что Он, падая на пол, машинально нажал курок — отсюда и неточность его выстрела.
— Теперь неважно, кто стрелял первым. Предположим, что вы при этом присутствовали. Мадам Наур вытаскивает пистолет из сумочки и, защищая своего хозяина, вы стреляете в ее сторону, воспользовавшись тем, что рядом с вами ящик стола, в котором пистолет калибра шесть тридцать пять.
— Вы хотите сказать, что после этого она выстрелила сама, но не в меня, потому что у меня в руках оружие, а в своего мужа?
— Я думаю, у вас были причины ненавидеть Феликса Наура.
— Почему это?
— Вот уже двадцать лет вы живете у него на положении бедного родственника, хотя между вами и нет реального родства. Вы не имеете никаких прав, а между тем на вас взваливают всякие дела вплоть до яиц всмятку по утрам. Вам не платят и вместо этого суют мелкие суммы на карманные расходы, да и то лишь тогда, когда вы попросите.
Я не знаю, имеет ли для вас значение то, что вы с хозяином разного происхождения. Как бы то ни было, ваше положение унизительно, а ведь ничто так не возбуждает ненависть, как унижение.
Вам представляется удачный случай отомстить. Наур стреляет в жену в тот момент, когда она направляется к двери, чтобы уйти уже навсегда. Тогда вы стреляете тоже, но не R нее, а в него, хорошо зная, что подозрение падет на Лину или на ее любовника, после чего вам остается лишь обеспечить себе алиби в клубе на Сен-Мишель.
У нас есть возможность, господин Уэни, в течение часа установить, так ли все было на самом деле. Я сейчас позвоню Моэрсу, специалисту из нашей лаборатории. Он привезет все необходимое для проведения исследования с помощью парафина. Руки покойного Наура уже подвергались такого рода экспертизе, а теперь мы установим, пользовались ли огнестрельным оружием вы.
Секретарь по-прежнему был спокоен и только иронически улыбался.
Мегрэ направился к телефону, но Уэни остановил его
— Не стоит этого делать.
— Вы решили признаться?
— Ведь вам, как, впрочем, и мне, господин Мегрэ, хорошо известно, что частицы пороха после стрельбы остаются на коже до пяти дней.
— У вас обширные познания в таких делах.
— В четверг я был в тире, расположенном в подвале оружейного магазина на улице Ренн, принадлежащего Бутело и сыну, я там часто бываю.
— С этим пистолетом?
— Нет. У меня есть второй, точно такой лее, я храню его в тире, как и все завсегдатаи. Поэтому вы сможете обнаружить частички пороха на моей правой руке.
— Зачем вы ходите тренироваться в тир? Мегрэ явно был раздосадован.
— Люди моего племени круглый год живут как бы на военном положении. Мы считаем себя лучшими стрелками в мире. Мальчики с десяти лет хорошо владеют оружием.
Мегрэ медленно поднял голову.
— А если при экспертизе мы не обнаружим порох ни на руке Алваредо, ни у мадам Наур?
— Алваредо пришел с улицы, в тот день температура опустилась до минус двенадцати градусов. Вполне можно предположить, что у него на руках были перчатки, причем очень плотные. Разве не так?
Уэни далее принял оскорбленный вид.
— Извините, что мне приходится заниматься вашей работой. Напомню, что мадам Наур собиралась уехать. Я полагаю, она была в шубе и, вероятно, в перчатках.
— Вы говорите мне это, чтобы отвести от себя подозрения?
— Я думал, мне придется защищаться лишь тогда, когда судебный следователь предъявит свои обвинения.
— Прошу вас завтра к десяти часам быть на набережной Орфевр для официального допроса. Возможно, судебный следователь, о котором вы сейчас говорили, также в свою очередь захочет допросить вас.
— А до тех пор?
— Прошу не покидать этого дома. Здесь останется один из моих инспекторов.
— Я очень терпелив, господин Мегрэ.
— Я тоже, господин Уэни.
Между тем у Мегрэ, когда он выходил из комнаты, горело лицо, хотя, может быть, и из-за жары. В коридоре он дружески помахал Торрансу, который сидел на жестком стуле и листал какой-то журнал, а затем постучал в дверь гостиной.