Комиссар застал Жанвье в привратницкой, около телефона. Повесив трубку, инспектор сообщил:
— Уже есть новости из Мулена. Семью Лёлё нашли: отец, мать и сын, банковский клерк. Их дочь, Жанна Лёлё, брюнетка небольшого роста с приплюснутым носом, оставила родной дом три года назад и не подает признаков жизни. Родители о ней даже слышать не хотят.
— Значит, портретного сходства нет?
— Нет. Она на пять сантиметров ниже Арлетты и вроде бы не собиралась делать пластическую операцию.
— О графине никаких новостей?
— По-прежнему ничего. Я допросил жильцов подъезда «Б». Толстая блондинка, что подглядывала на лестнице, — гардеробщица в театре. Заявила, что ее не касается, что делается в доме, но, тем не менее, она слышала, как кто-то поднимался вверх минуты за две до прихода девушки.
— Значит, она слышала и шаги Арлетты? А откуда такая уверенность?
— Утверждает, что узнает ее по походке. А по-моему, она постоянно торчит под дверью и подсматривает.
— Она видела этого мужчину?
— Говорит, что нет, но он шел медленно, как ходят пожилые, тучные, или люди с больным сердцем.
— Она не обратила внимания, когда он вернулся?
— Нет.
— А может быть, это кто-то из живущих наверху?
— Она утверждает, что знает походку всех соседей. Я спрашивал также девушку из квартиры рядом, она работает в пивной. Зря только разбудил. Она ничего не слышала.
— Это все?
— Звонил Люка. Он вернулся в контору и ждет указаний.
— Оттиски пальцев?
— Только наши и Арлетты. Рапорт мсье получит вечером.
Мегрэ обратился к консьержке:
— Здесь нет жильца по имени Оскар?
— Нет, мсье комиссар. Но как-то раз был телефонный звонок. Какой-то мужчина с непарижским выговором сказал: «Прошу передать Арлетте, что ее ждет Оскар в обычном месте».
— Когда примерно это было?
— После ее переезда, через месяц или два. Я потому и запомнила, что ей был только один звонок.
— Она получала письма?
— Иногда, из Брюсселя.
— Мужской почерк?
— Нет, какой-то малограмотной женщины.
Через полчаса Мегрэ и Жанвье, выпив наскоро по кружке в пивной «Дофин», приехали на набережную Орфевр.
Едва Мегрэ открыл дверь своего кабинета, как вбежал молодой Лапуэнт. У него были покрасневшие веки и воспаленные глаза.
— Патрон, я должен с вами срочно поговорить.
Когда комиссар, повесив шляпу и плащ, повернулся, то инспектор кусал губы и изо всех сил стискивал пальцы, чтобы не расплакаться.
Глава III
Лапуэнт начал говорить, повернувшись спиной к Мегрэ, а лицо прижав к оконному стеклу.
— Когда я увидел ее утром здесь, то не мог понять, за что ее забрали. По дороге на Жавель бригадир Люка рассказал мне, в чем дело. А сейчас, когда мы вернулись, я узнал, что она мертва.
Мегрэ сел и медленно произнес:
— А я и не подозревал, что тебя зовут Альбер.
— После всего, что она сообщила, Люка не имел права отпускать ее без охраны.
Он говорил с интонацией обиженного ребенка, и комиссар не смог сдержать улыбки.
— Иди сюда и садись.
Лапуэнт укоризненно вздохнул, как будто Мегрэ был в чем-то виноват. Потом неохотно занял место на стуле по другую сторону письменного стола, опустил голову, и они с комиссаром, который пускал из трубки мелькие колечки дыма, напоминали отца и сына во время важного и не очень приятного разговора.
— Ты недавно работаешь у нас, но должен понимать: если бы мы нянчились с каждым, кто к нам приходит, то не имели бы времени ни на сон, ни на то, чтобы съесть всухомятку хотя бы бутерброд. Я прав?
— Да, патрон. Но…
— Но что?
— С ней было по-другому.
— Почему?
— Потому что вы уже знаете — это был не пьяный бред.
— А вот теперь, когда ты немного успокоился, рассказывай.
— Что рассказывать?
— Все.
— Как я с ней познакомился?
— Лучше с самого начала.
— Я встретил приятеля, однокашника по школе в Мелане. Он редко бывает в Париже. Мы пошли в город с моей сестрой. Потом проводили ее домой и уже вдвоем отправились на Монмартр. Знаете, как это бывает, зашли туда, зашли сюда, а когда выходили из последнего кабака, какой-то карлик подсунул нам проспект «Пикрата».
— Почему карлик?