– Тамошний муниципальный советник, красивый парень, высокий, сильный, черноволосый. Говорит с южным акцентом. Была и мадам Шевасу. И вот в один прекрасный день на улице после уроков мадам Шевасу выстрелила в учительницу, ранив ее в плечо. Вы догадываетесь почему? Потому что она узнала, что ее муж и Гастенша ведут себя, как хряк и свиноматка. Кажется, ее оправдали. Потом Гастены были вынуждены уехать из Курбевуа. У них вдруг проснулась любовь к сельской жизни.
– Только я не вижу никакой связи со смертью Леони Бирар…
– Возможно, никакой связи и нет.
– Судя по вашим словам, Жозеф Гастен не сделал ничего дурного.
– Он рогоносец.
Луи Помель улыбался, довольный сам собой.
– Разумеется, есть и другие рогоносцы. У нас в деревне их полным-полно… Желаю вам приятных снов. Может, по последнему стаканчику?
– Нет, спасибо.
– Тереза покажет вам вашу комнату. Скажите ей, когда вам надо принести горячей воды.
– Благодарю вас. Спокойной ночи.
– Тереза!
Тереза стала первой подниматься по лестнице с неровными ступеньками, потом свернула в коридор, оклеенный цветастыми обоями, и открыла дверь.
– Разбудите меня в восемь часов, – попросил Мегрэ.
Тереза продолжала стоять, не двигаясь. Она смотрела на комиссара так, словно хотела доверить ему какую-то тайну. Мегрэ внимательнее присмотрелся к ней.
– Мы с вами где-то уже встречались, не так ли?
– Вы помните?
Мегрэ не стал признаваться ей, что его воспоминания были довольно смутными.
– Мне не хотелось бы, чтобы вы здесь об этом говорили.
– Вы не местная?
– Местная. Но я в пятнадцать лет уехала в Париж на заработки.
– И вы там действительно работали?
– В течение четырех лет.
– А потом?
– Вы всё знаете, поскольку видели меня. Комиссар Приоле скажет вам, что я не брала бумажник. Его взяла моя подружка, Люсиль, а я об этом даже не догадывалась.
В памяти Мегрэ всплыли более четкие воспоминания. Он понял, где ее видел. Однажды утром он вошел, как это часто случалось, в кабинет своего коллеги Приоле, начальника бригады по охране нравов, или «светской» бригады, как ее называли. На стуле сидела молоденькая брюнетка с растрепанными волосами. Она вытирала глаза и всхлипывала. В ее бледном болезненном лице было нечто, что привлекло внимание Мегрэ.
– Что она натворила? – спросил он у Приоле.
– Старая песня. Проститутка, промышляющая на Севастопольском бульваре. Позавчера торговец из Безье подал жалобу, что его обокрали. Он дал нам точное описание воровки. Вчера мы ее сцапали на танцульках на улице Лап.
– Это не я! – бормотала девушка между двух всхлипываний. – Клянусь мамой, это не я. Я не брала бумажник.
Мужчины лукаво переглянулись.
– Что ты об этом думаешь, Мегрэ?
– Ее до этого арестовывали?
– Нет.
– Откуда она?
– Откуда-то из Шаранты.
Они часто разыгрывали подобную комедию.
– Ты нашел ее подружку?
– Пока нет.
– Почему бы тебе не отправить девицу обратно в деревню?
Приоле повернулся к девушке и строго спросил:
– Вы хотите вернуться в деревню?
– Только если там ничего не узнают.
Было забавно встретить ее сейчас, повзрослевшую на пять-шесть лет, по-прежнему бледную, с большими темными глазами, которые умоляюще смотрели на комиссара.
– Луи Помель женат? – вполголоса спросил Мегрэ.
– Он вдовец.
– Вы спите с ним?
Тереза кивнула головой.
– Он знает, чем вы занимались в Париже?
– Нет. Не надо, чтобы он знал. Он все обещает на мне жениться. Вот уже несколько лет обещает… Но все-таки когда-нибудь он решится.
– Тереза! – раздался голосу с низу лестницы.
– Сейчас иду!
Потом она спросила Мегрэ:
– Вам ничего не нужно?
Мегрэ покачал головой и приветливо улыбнулся.
– Не забудьте принести мне горячую воду в восемь часов.
Мегрэ был доволен, что встретил Терезу, поскольку, по сути, рядом с ней он чувствовал себя на знакомой территории. Это было немного похоже на встречу со старой приятельницей.
Впрочем, у него сложилось впечатление, что и других он тоже знал, хотя и видел мельком. Ведь в его родной деревне тоже были помощник мэра, который пил, игроки в карты, – правда, тогда играли не в белот, а в пикет, – почтальон, возомнивший себя важной птицей, и хозяин таверны, знавший тайны всех и каждого.
Их лица навсегда запечатлелись в его памяти. Только он видел их глазами ребенка и теперь понимал, что по-настоящему не знал этих людей.