- Вот... - он протянул вперед зажатый в руках кожаный сверток. - Я пытался починить его, но ничего не вышло, - сник юноша.
В свертке оказался механический кот, похоже, собранный некогда вручную. Тим сказал, что собирали кота Тим со своим дедушкой, но потом кот сломался, а Тиму очень бы хотелось вернуть друга детства, пусть и игрушечного. Стася задумчиво повертела зверушку в руках. Собран механизм был очень толково, ухожен, смазан по всем правилам... Вот только нити сказок ветра вокруг него обвисли, будто намокшие струны. Стася осторожно поддела пальчиком пару "струн", и они отозвались печальным всхлипом. В затылке кота оказалась позолоченная ниша, которую Стася закрыла медным затвором, а потом, заговорщицки подмигнув парню, сняла с рукава Искру и, поселив ее в хрустальную капельку, поставила в нишу, будто для того и созданную. В ту же минуту кот ожил.
Стася и Барто уже больше пяти минут веселились вовсю, наблюдая за носящимся в вальсе с истошно вопящим, ничего не понимающим котом, парнем. Когда они уже начали заключать пари, сколько еще может длиться человеческая радость, необычная эта парочка вдруг остановилась и замолчала. Тишина повисла просто осязаемым пологом.
- Спасибо, - вспорол тишину голос Тима.
- Пожалуйста, подмастерье, - улыбнулась Стася.
***
На столе потихоньку остывал чай. Он усердно распускал ароматные теплые свои щупальца, и Стася ловила их горстями, игралась, как сидящий рядом с ней механический кот, пропускала сквозь пальцы, выбивая из тугих завитков пара слышимые только здесь, в мастерской, мотивы.
- Уходишь? - спросила еще раз, пытливо заглядывая в чашку.
- Да. Я же Доктор, забыла? Буду лечить людей, - деланно-весело заявил сидящий напротив Барто. В длинном пальто и шляпе он как две капли воды напоминал средневекового доктора, будто сошел с гравюр или, что вероятнее, сбежал с карнавала.
- Хочу возвращать их веру в чудеса, а то слишком ее как-то мало стало, - пожал плечами.
- Знаешь, дедушка рассказывал мне одну полусказку, - вспомнила Стася. - О мальчике и дельфине... Они были хорошими друзьями, а потом разбросало их время по свету... Так вот, друзьями они и остались. Они рассказывали все морю, а море доносило их голоса друг до друга. У нас есть сказки ветра.
- Спасибо.
Бартоломео встал и, поправив шляпу, вышел в туманный вечер, тут же в нем растворившись, как ожившая легенда. Туман сомкнулся за спиной плотным коконом, попытавшись запустить холодные свои щупальца в тепло мастерской, но дверь была настороже, прищелкнув их со сноровкой опытного дрессировщика.
- Ушел? - зачем-то спросил Тим, стоящий у стола и мастерящий новый механизм. Он уже делал очень многое сам и Кэт - механический кот - старательно ему в этом помогал, не делом, так мурчанием, которое выходило у него еще басовитее и теплее, чем у живых котов.
- Да. - подтвердила Стася. - У нас теперь с тобой есть свой Посланник Веры в Чудеса, - улыбнулась в чашку с остатками терпкого чая.
- А ты? Что собираешься делать? - Тим давно заметил, что Стася хочет уйти. Она усвоила урок Мастера, она научила Тима всему, что знала сама. Пора ему становиться Мастером, а она... Она пойдет искать улетевшего своего светлячка.
- Пойду навещу бабушку, давно у нее не была.
Парень что-то невнятно пробурчал, спешно отвернувшись к столу. Ну да, Стасе тоже страшно было, когда Мастер ушел. Но у нее был Барто. А у Тима вот есть Кэт, и совсем скоро на порог Мастерской придет новый ученик - Стася это откуда-то знала...
***
Хутор встретил Стасю, будто долгожданную гостью: расстелил под ноги дорожку-тропинку, украсился весь клейкими зелеными листиками, наполнился задорным щебетом-свистом. И дом, казалось, рассмеялся, стоило ей зайти в старенькую, выкрашенную голубым, как небо, цветом, калитку. Лучилось теплом весеннее солнышко, лучился уютом старый дедушкин дом, окутывая Стасю волнами необычайного тепла и спокойствия. Сияла улыбка бабушки Марты, пожалуй, даже ярче, чем стоящая на подоконнике у самой двери хрустальная ваза. Танцовщица. Гордая, надменная королева вышитых ирисов, которую Стася помнила еще с детства. Вот только ирисы выцвели совсем, поблекли, и ваза, казалось, злилась за такое непочтение.
Чувствуя себя совсем маленькой девочкой, Стася смотрела на бабушку Марту и не могла сдержать счастливой улыбки: она дома! Только сейчас стало понятно, как же ей не хватало этого сада, теплых бабушкиных глаз, щупалец мяты и шалфея, все так же ползущих с чердака... Встрепенувшись, она протянула бабушке изрядно помятый уже букет, принесенный ею с полянки за домом: бабушка Марта очень любит ирисы, Стася это помнит. Хрупкие тонкие цветки упрямо топорщили темно-зеленые острия листиков и, казалось, тянулись к добрым бабушкиным рукам. Совсем рядом раздался звон, раскрошивший тишину на множество кусочков, спугнувший солнечных зайчиков со стен и заставивший дрогнуть зажатые в руке цветы.
Ваза осталась на полу хрустальным звоном, и он, потерявший хрупкое собственное тело, пошел бродить-звенеть по дому, звать разлетевшиеся брызгами прозрачные осколки, будто надеялся их своей песенкой склеить. Тихий этот звон заглядывал во все уголки и щели, дрожал прозрачными тонкими паутинками на Стасиных пальцах. Она хотела бы склеить вазу обратно, для этого, кажется, достаточно было бы чуть поиграть невидимыми нитями, переплести их наново старым узором, но Стася боялась их, такие тонкие, порвать первым же движением рук. Стояла, растерянная, над блекнущими осколками, и корила себя не то за эту нерешительность, не то за неправильное какое-то желание вернуть погибшую хрустальную танцовщицу.
- Надо же, разбилась, - всплеснула руками бабушка Марта. Она смотрела на остатки вазы со своей теплой улыбкой и непонятным Стасе радостным огоньком в глазах. - Твой дедушка всегда говорил, что ваза эта слишком гордая вещь для нашего дома, что она - королевна, и тянет-натягивает все нити на себя. И, когда она разобьется однажды, все нити провиснут, переплетутся, и в них застрянет наше счастье, а после навсегда останется в доме.
Стася слушала, смотрела на пока еще живые, колышущиеся нити прощального звона вазы, которые и вправду сплетались, будто ткали прямо в воздухе гардину с застывшими ирисами, такими же, как давно выцветший трон вазы на старой скатерти. И в нитях этих, смеясь и гладя серебристые звенящие лепестки, как в колыбельке, качался механический светлячок. Фиолетовый, с золотым вензелем буквы "С" на брюшке.
- Да, бабушка, - улыбнулась Стася, посмотрев на пожилую женщину перед собой, которая, несмотря на немалый уже возраст, была просто поразительно красива. - Думаю, дедушка был абсолютно прав.
Стася набрала воды в цветной стеклянный стакан из серванта и бережно опустила туда принесенные цветы, которые тут же благодарно воспрянули листиками. Потом аккуратно собрала осколки вазы в пустой цветочный горшочек и поставила на полке над камином, и, взяв бабушку Марту под руку, пошла вместе с нею пить чай с чабрецом и шалфеем, пряные щупальца которого уже успели дотянуться и до дальних комнат дома. Одно из них играло на прозрачных нитях-струнах звона вазы, которые так и остались невидимым чудом висеть посреди комнаты, и светлячок радостно смеялся, как ребенок, посаженный на качели.