Оставался единственный вывод: что-то было не так с его душой — потому что иначе объяснить не поддающуюся логике земной медицины болезнь было нельзя. Душа Лаза была уникальной, это признавали все, так что до встречи с Сыном Монарха он считал, что его состояние — что-то вроде платы за слишком сильную душу. Вот только у его бывшего соперника этот недуг проявился во взрослой жизни, когда ни одна из возможных причин уже не могла возникнуть.
А дальше была цепочка предположений. Вспоминая о той, кто отправил его в этот мир, о том, что Сын Монарха пользовался уникальной и невероятно мощной магией, даже подобия которой Лаз никогда не видел, даже о том, что у мужчины с самого начала была к нему какая-то странная антипатия, хотя они были незнакомы и между ними не должно было быть никаких разногласий, Лаз решил попытать удачу. Был шанс что его слова уйдут в молоко, причем шанс очень большой, но если была хоть малейшая вероятность разобраться в происходящем, в глобальном смысле, упускать его он не собирался.
И дрогнувший голос Сына Монарха стал достойной наградой за столь сложную работу мысли.
— О чем ты? — Он явно собирался прикинуться дурачком, но то ли из-за болезни, то ли из-за слов о возможном излечении, в голосе пока еще живого мешка с костями послышались совершенно однозначные нотки.
— Бог этого мира, — повторил Лаз уже куда более громким голосом, практически уверенный в собственной правоте. — Я не знаю, как ты получил с ним связь, не знаю имеешь ли ее сейчас, но твое состояние не может быть вызвано ничем иным. Поверь, я уверен в том, о чем говорю. Как бы дико это не звучало, но тебя убивает бог! — Однако на этот раз Сын Монарха лишь рассмеялся.
— Ты такой наивный… — с учетом слишком большого разрыва между весельем и текущим состоянием мужчины, его смех был, пожалуй, самым жутким из всего, что Лаз видел и слышал в этой комнате. Надтреснутый, каркающий, словно смеялся мертвец. Хотя, если оставить все как есть, до этого было совсем недалеко. — Думаешь что все знаешь? Не знаю кто из Голубой Крови тебе все это наплел, но мозги он тебе запудрил знатно. Это надо же, бог… — очередной приступ то ли кашля, то ли смеха, однако Лазу и уже сказанного было достаточно. Его предположения не были беспочвенными. Да, понятно что он во многом заблуждался, но сейчас это было не важно. если ему удастся заключить с Сыном Монарха сделку, то появлялся вполне реальный шанс узнать правду. Ну или по крайней мере хоть немного к ней приблизиться.
— Мне все равно что ты думаешь, предложение остается в силе. — О том, что он понятия не имеет, что такое Голубая Кровь, Лаз предпочел умолчать. Если так его будущий пациент станет разговорчивее, то и прекрасно. — Исцеление в обмен на информацию. Всю, которой ты обладаешь.
Это было рискованно, у него могло и не получиться исцелить Сына Монарха, ведь собственное тело восстановить так и не удалось. Однако и требовать от него сейчас что-то было глупо. Умирающий явно не горел желанием исповедоваться, так что мог отказаться говорить или просто наврать и еще неизвестно, что хуже. Излечив его, Лаз получил бы его доверие и благодарность, так что вероятность получения достоверной информации сильно возрастала. Тем более если заключить сделку заранее. И либо Сын Монарха так хотел вернуться в мир живых, либо настолько не верил в возможность получения помощи от кота, но согласился он на удивление быстро.
— Идет. Если ты сможешь остановить и обратить вспять мою болезнь, обеспечив гарантию полного выздоровления, я расскажу тебе все что знаю о чем бы ты ни хотел. Руки пожимать будем? — Сарказма в его голосе было столько, что, казалось, еще немного и его можно будет резать ножом.
Впрочем, Лаз не собирался акцентировать внимание на таких мелочах. В конце концов, он тоже был при смерти и прекрасно понимал, что подобные шуточки — просто защитный механизм отрицания близящейся смерти. Будучи младенцем, он придумывал вещи куда хуже чем просто сарказм, хорошо что вслух их произносить еще не мог.
— Договорились. А теперь мне нужно, чтобы ты постарался не сопротивляться. Не пускайте никого в комнату, что бы вы не услышали и не почувствовали. — Это сообщение было уже Фаусту. Лаз не знал пока, что и как будет делать, но, вспоминая свое прошлое не сомневался, что для Сына Монарха это будет просто адски больно.
Подобное Лаз делал впервые. И вообще на Люпсе нечто подобное было невероятно редким событием, когда один человек пытается вмешиваться в душу другого. Во-первых это требовало невероятного мастерства, во-вторых пренебрежения всеми правилами этики, ведь это была сама суть человека и влезть в душу было будто начать, словно крупу, перебирать чужие мысли. Сложно было представить процесс, нарушающий чужое личное пространство сильнее. А еще об этом просто никто не думал, не предполагал что это может для чего-то пригодиться. Ну, почти никто…