Вера Михайловна тяжело вздохнула, забросила в рот последнюю пиявку, содрогнулась от пароксизма наслаждения, осторожно проверила пальцем режущие кромки отчаянно зачесавшихся зубов и выскользнула за дверь, молясь немногими дозволенными словами о помощи – не родной земли, так обретенной, не высших сил, так низших, не света, так тьмы.
Тьма сгустилась.
Хелена Побяржина. Ясное дело
Мама думала, что у них с тем человеком, который подарил сперматозоид для моего зачатия, будет такая же лавстори, как у Джона и Джейн, но никакой истории не вышло, так, вспышка страсти после выхода из кинотеатра, где они смотрели этот трешак (это я так думаю, мама так не думает, ясное дело) под названием «Мистер и Миссис Смит». С тех пор она постоянно пересматривает этот фильм, сколько я себя помню, – по-моему, это не норма. Ведь у них с тем человеком не вышло даже так, как у всамделишных Джоли с Питтом. А я бы, кстати, не отказался быть сыном кого-нибудь из них. Лучше, конечно, Питта, потому что мама у меня и так мировая, только совсем на Джоли не похожа: начнем с того, что у нее короткая стрижка и глаза карие. Что касается моего якобы отца, то есть донора для яйцеклетки, то в детстве я часто представлял, что он в самом деле был агентом Питтом-Смитом и его ликвидировали. Не мама, ясное дело. Если вкратце, то он так и остался ноунеймом, мама дала мне свое отчество, поэтому я Александрович – не по-настоящему, а от имени дедушки, который умер еще до моего рождения, а Илья – уже сам по себе.
Мама могла бы сочинить историю моего зачатия в пробирке, выдумать папашу летчика-испытателя или шахтера, погибшего под завалом, но она предпочла вообще не говорить со мной об этом. Никогда. Однажды только, лет десять назад, проболталась своей подружке за столом, что-то они тогда праздновали шампанским с шоколадкой, какую-то ерунду, типа Восьмого марта, и эта подружка, тетя Лена, ее спросила: так как же так получилось? А мама: я думала, у нас все будет, как у Джона и Джейн… Вот тогда-то я и услышал. Нечаянно вышло. Мама, наверное, не думала, что я пойму, но я уже мог сложить два и два. Не все прояснилось сразу, сначала я недоумевал, почему маме хотелось вести долгую перестрелку с тем человеком и действительно ли она способна угнать соседский минивэн, но когда подрос, то просек, о чем именно она говорила, и, ясное дело, спрашивал! Задавал вопросы. Не Бредом же единым жив человек. Этот бред про кино нужно было как-то развить. Как они познакомились? Он что, переспал с ней и просто сбежал наутро? Где это было? Как это было? Но она всегда грамотно переводила тему. Я помню, как долгое время чувствовал себя ластиком. Чем-то, что должно Что-то стереть. Но стереть я должен был как бы – себя. Самоуничтожиться, удалить как брак. Это особенно обострялось, когда пацаны приходили летом с отцами гонять в футбик на стадион, а я приходил с мамой, которая тряслась надо мной, как над младенцем, чтобы мне случайно не зарядили мячом в лицо. Но со временем я придумал, что если я вне-брачный ребенок, то бракованным быть не могу. Да и Макс говорит: раз на мне сработал естественный отбор, то это кому-нибудь нужно. В смысле эволюции необходимо. Макс – ботан страшный, ну он и собирается стать биологом. И у Макса тоже нет отца. Но есть дядя Паша. Лучше, конечно, никого не иметь, чем такого дядю Пашу, в их доме постоянно ругань на чем свет стоит. Мама у Макса пожилая, не знаю точно, сколько ей лет, может пятьдесят, но мне она кажется дико старой и в сравнении с моей мамой просто небо и земля. Моей маме тридцать семь, и она следит за модой. Да и в своем врачебном белом халате – красотка, ого-го. А мама Макса следит только за распродажами и скидками по красной цене, потому что ей сложно содержать двоих детей на зарплату продавца, ведь дядя Паша в своей обувной мастерской зарабатывает, кажется, только себе на выпивку, полностью оправдывая выражение «пьет как сапожник», хоть Макс и говорит, что у него в чести «бухло без претензий», обычное, плодово-ягодное. У Макса есть младшая сестра – Миланка, и отчим зовет их Эмэндэмсы. Миланке девять, она дерзкая, говорит, что я ее краш, и вечно заставляет краснеть, рассказывая на каждом углу, что выйдет за меня замуж, но, во-первых, я не собираюсь жениться, а во-вторых, все равно вряд ли. Вряд ли она похудеет, а мне нравятся стройные женщины, такие как мама, которые следят за фигурой, питанием и чекают все новинки. Мама постоянно советуется по любым вопросам, если не с тетей Леной, то с Алисой. Вообще-то тетя Лена ее и подсадила сначала на голосовой помощник, а потом на нейросети. Теперь у мамы всегда есть как минимум пять вариантов развития любых событий и она никогда не заморачивается с тем, что приготовить на ужин или подарить «коллеге с нетривиальными интересами». Она и меня пытается подсадить на все эти игрушки, но мне не очень интересно. Мама даже сердится, спрашивает: «Почему ты такой нелюбопытный?» «Ваше поколение слишком избаловано, – нудит она. – Вам не понять, что значит не иметь даже стационарного телефона, в то время как мы и подумать не могли, что однажды можно будет звонить хоть из лесу, хоть из самолета. А если бы мои родители узнали, что в часы можно вставить кусочек пластика – и звонить по часам!»