Дядя Паша лежал на диване, все такой же скрюченный, каким я его видел несколько дней назад. Но заметно более подчехлившийся.
– Со вчерашнего вечера не продрыхся, а уже набрался на старые дрожжи, – буркнул Макс и вышел на балкон.
– Вот ведь, Илья, какое отношение! – сварливо произнес дядя Паша. – Никакого уважения трудовым людям! Гоняють из кабинета в кабинет только, и все! Я и так еле кляваю… А батёк этот твой… собачья вошь, шоб его.
– Стихни! – выкрикнула мать Макса, шумно громыхнув дверью.
– А что такое? Батёк его… твой батёк, Илья, иди, говорит мне, к хирургу, на снимки, а на что он невропатолог тогда? Что диагноз не может мне поставить?
– Стихни! Стихни!!! – мать Макса завизжала так, что у меня зазвенело в ушах.
– А што-о-а-а?! – дядя Паша приподнялся на локте, пьянея прямо на глазах, будто лежание на диване помогало ему подчехляться. – То-оже мне… Секрет Полишинеля! Весь район знает, что Новицкий, невропатолог, – Илюхин батька!.. А заведующая!..
Мать Макса шлепнула дядю Пашу влажным полотенцем, которое держала в руках. Прямо по лицу. Наотмашь. Я бессознательно попятился и наступил на ногу лохматой, наверное недавно проснувшейся, Миланке. Макс стоял в балконном проеме, вытаращив глаза.
– Паскудный твой язык! – кричала мать Макса и, кажется, продолжала стегать дядю Пашу.
Но я этого уже не видел.
Я видел перед собой только невропатолога. Молодцеватого, подтянутого, похожего на… (образность…) Он и впрямь неуловимо походил на Питта. Того Питта, каким он был в «Машине войны».
Выбежав из квартиры, я безотчетно погнал в сторону поликлиники. Сколько ему? Должно быть, около пятидесяти. Он весь седой, но выглядит гораздо лучше матери Макса. Не говоря о дяде Паше. Бывает такое, ранняя седина. Потому что, кажется, он всегда был седой. На всех медосмотрах, которые я проходил в детстве. У меня темные волосы, мамины. Что еще… Его зовут Александром… кажется. Тогда отчество сходится. Или Алексеем? Ясное дело, мне не часто приходилось сталкиваться с невропатологом. У меня нет проблем по неврологии. Ладно. Посмотрю, как его зовут, в поликлинике. Только… что я ему скажу?
Я остановился и вдруг понял, что по субботам такие узкие специалисты не работают. А мама работает, потому что она врач общей практики и как раз дежурит. Заведующей поликлиникой долгие годы была его мать. Новицкая. Вроде бы в прошлом году только на пенсию вышла. Значит, она…
Я стоял и смотрел на дерево. Оно цвело – красивым, бело-розовым, как зефир. Это была груша-дичка с мелкими невкусными плодами, которые собирали пчел в конце августа со всей округи. Но как красиво она цвела! Я передумал идти в поликлинику и поплелся в сторону дома, немного бомбило от непонимания, что делать дальше, и от желания, чтобы сказанное дядей Пашей было фейком.
И тут я увидел тетю Лену. Она катила коляску с чувством собственной значимости и видом человека, сорвавшего джекпот. Как все декретницы, каждый день, почти в любую погоду, она гуляла со своим Лёнечкой. Мама так и звала их: Леночка и Лёнечка. У мамы суперстранные подруги: две, из тех, что немного постарше, уже стали бабушками, а у тети Лены только родился второй ребенок.
– Теть Лен, мне нужно узнать одну вещь…
– Слушай, Илюх, ты такой лоб, а зовешь меня тетей на всю улицу! Ну какая я тебе тетя! Я тебя всего на… неважно! Я твоей мамы младше на два года! Никакая я тебе не тетя, – начала душнить тетя Лена.
– Мне нужно кое-что узнать, – не сдавался я.
– Что-нибудь случилось?
– Это правда, что Новицкий – мой отец?
Она сначала покраснела, а потом побледнела. Я думал, про такую реакцию только в книжках пишут.
– Ну-у, дорогой… Об этом тебе лучше поговорить с мамой.
– Значит, правда.
– Я этого не говорила.
– Но и не отрицали.
– Илья, ты взрослый парень и должен понимать, что я не могу без согласия матери обсуждать с тобой такие вопросы.
– Как они познакомились? На работе? Он уже был женат? Он ее соблазнил и бросил?
– Илья!
– Ладно. Ничего вы мне не скажете, ясное дело.
– Просто. Поговори. С мамой. – Она чеканила каждое слово с таким видом, будто я был виновен в мамином молчании. Такой же токсик, как все олды.
Я приплелся к своему подъезду, глянул на Алисин балкон, но ее не было. Наверное, уехала куда-то с родителями, ведь они приезжают к ней на выходные. Было так погано, что захотелось прижаться хотя бы к коту. Вот только Босфор жрал у подъезда какую-то гадость, мне показалось, что полевку, но я предпочел не думать об этом. Все-таки он – кот благородных кровей.