– Не может быть, да что ты, Надя! – Вода из Алининых глаз брызнула на грязный магазинный кафель. – Надюша, ты прости, что я так… Ты сама ведь все глаза уже выплакала, наверное.
– Нет, я не плачу.
– Не плачешь? Это плохо.
Надя увидела за спиной Алины черноволосую девочку, точно такую же, как Алина в первом классе.
– Копия моя, правда? – спросила Алина и улыбнулась.
– Правда, – ответила Надя и тоже улыбнулась.
– Ее Нарина зовут, – сказала Алина.
Алина жила в саманном доме родителей мужа. Пластиковые окна вгрызались в старую глину и чертили в пространстве чужеродно ровные линии. Сам дом бугрился и кукожился от возраста и влаги. Когда Алина и Надя вошли, старший сын Алины Арман смотрел старый диснеевский мультик про бурундуков-спасателей. Надя села за стол, а маленькая Нарина опустилась на пол и начала распаковывать новый пазл с принцессой. За этим пазлом они с мамой и ходили в якобы книжный.
Алина крутилась в кухонном закутке, спрашивала Надю, как умирала бабушка, плакала и извинялась за то, что спрашивает и плачет. Надя говорила, что ничего страшного.
– Ну как же ты не плачешь? – удивилась Алина. – Это плохо, надо плакать.
– Мне посоветовали написать письмо, а я не знаю, о чем писать.
Алина следила, чтобы из турки не вылезла кофейная шапка. Она быстро посмотрела на Надю и вернула взгляд к турке.
– Может, начнешь с конца? С последних дней?
Из телевизора начала выпрыгивать бодрая быстрая песенка. Нарина встала и закружилась.
– У бабушки были галлюцинации. Но она до самого конца была в уме и понимала, что это не по-настоящему.
– Галлюцинации? Какие?
– Последние две недели вокруг бабушки танцевали дети. Иногда кружились, играли и щекотали ей пятки.
– Все правильно, – сказала Алина. – Она ведь так любила детей. Дети ее и проводили.
Любимая бабушка, это мое тебе письмо.
В конце жизни вокруг тебя танцевали дети. Ты была учительницей начальных классов, дети окружали тебя всю жизнь, они же повели тебя к смерти. Не думаю, что они утанцевали с тобой в плохое место.
Ты рассказывала, что в студенческие годы была вожатой в лагере в Ярославской области. Для меня, южанки, это далекий север. Ты же, мурманская старшекурсница, ехала на юг.
В лагере был мальчик из бедной, сложной семьи. Ты жалела его и водила смотреть на озеро Неро. Я нашла озеро на Яндекс. Картах и открыла режим панорамы, как бы встала на берегу.
Озеро Неро – большой красивый водоем с пушистыми берегами. Спокойный и баюкающий лодки. Я представила рядом с собой того бедного мальчика. Может, у меня получилось бы поговорить с ним о тебе?
После того как Надя начала писать письмо, шар в ее горле размягчился, а тошнота почти ушла. Надя в тот же день заказала роллы, облепленные мелкой сухой икрой. Каждый ролл Надя долго и с удовольствием жевала. А потом выискивала в деснах икорный бисер и растирала его между резцами.
Была середина марта, и Надя выкатила из подвала велосипед. Ее дом стоял на предгорном холме, две трети кухонного окна закрашивала скалистая гора. Надя надела лосины, спортивный топ, толстовку. Туго скрутила ветровку и запихнула ее в поясную сумку. Долила в бутылку воды и просунула в велосипедное крепление.
Надя скучала по велосипеду, еще больше – по собственной легкости. Когда Надя забиралась на холмы или летела вниз обратно к дому, она чувствовала себя ветром, маленьким прыгучим зверьком или стрекозой. Все мысли вылетали из головы Нади и скакали позади велосипеда, не поспевая. Но первые недели шар в горле Нади был таким тяжелым и плотным, что она даже не стала пробовать. Боялась пробовать. А если вылетят мысли, что останется в голове? Будет ли она пуста?
Когда в середине марта Надя въезжала на первый холм, ее разленившиеся мышцы начали болеть. Обычная, простая мышечная боль понравилась Наде. Шар в горле болтался и слегка тянул вниз, но в голове вдруг появилась радость – от солнца, ветра, недовольных ног и ощущения, что Надя едет на велосипеде по своему недавнему прошлому. Тому, где нет искусственного лапника, глины и тугого шара в горле.
Гора Развалка хрупкая. Это определение кажется странным для горы, но внутри нее ледяная полость. Воздух циркулирует в каменных боках Развалки, и летом из ее щелей дует очень холодный воздух – чуть выше нуля. Подо мхом кое-где есть ледяная корка, на склонах встречается северная растительность.
Раз в несколько столетий Развалка теряет утесы. Огромные каменные глыбы отламываются и летят в буковую рощу. В лесу разбросано много таких кусков, горных конечностей и органов. Надя приставила велосипед к большой мшистой скале, бывшей когда-то частью Развалки, и думала: а как это вообще происходит?