В сенях появилась взрослая круглолицая женщина в серой шерстяной юбке, зеленом свитере, в сапогах, пальто и с короткой завитой стрижкой из черных волос. Полина поняла, что это библиотекарь, учительница или кто-то из администрации села. Вежливо представилась, объяснила, кто она, рассказала про знакомых знакомых соцработницы М. Л., через которых она услышала о случае М. Л., который называется у антропологов «ведьминой свадьбой», это термин. Женщина сказала, что она О. Д., соседка М. Л. и представительница интеллигенции села. Она отчитала Полину за то, что та считает, раз деревенские – значит, дураки и верят в сказки, а М. Л. – пожилой уважаемый человек, тридцать пять лет проработала на заводе, овдовела, старшего сына отправила в город, дочь выдала замуж. М. Л. сразу сникла и молчала, она хотела говорить с Полиной дольше. О. Д. попросила Полину оставить пожилого человека в покое. Полина хотела узнать, слышала ли соседка что-то той ночью из своего дома рядом. Та ответила, что ничего не слышала и не могла слышать. Полина влезла в куртку и кроссовки и поблагодарила.
Буйка ковыляла в старых мартенсах, которые тоже остались ей от Жилички. У той они завалялись с почти-детства. В них было холодно, но валенки бы впитали сразу грязь и лужи. Буйка закрутилась в куртку, из капюшона ползли клоки волос. Она шла, и ей казалось, что на нее падают стеклянные дээспэшные шкафы с нагромождениями сверху. Собаки за деревяшками молчали, одна, слепая и старая, чуть поплакала, страшно. На Буйку иногда выглядывали из дворов, окон и с улицы пожилые женщины, подростки, мужики. А из рам и заборов смотрели Хозяева. Тоже боялись, потому что Буйка была непонятно кем: ни человеком, ни домовихой. Квартирная радость в том: живешь, никем не видимая – ни людьми, ни домовыми. А тут, как на лапе. На площади она пошевелила почти прямым, почти человеческим носом. Пахло кем-то новым, но Буйка решила не думать про это. Ее порубили взглядами подростки у почты. В магазине она встала в человеческую линию за скрюченным старым человеком. У него было смятое кожное лицо и из ушей торчали белые волосы. Он походил на Платошу. Буйка подумала, что если верить, что хозяева и люди – родня, а Платоша происходит отсюда, из этого села, то, может быть, этот старик – его родственник. А может быть, просто все старые существа похожи друг на друга.
Подростков стало меньше. Ушли почти все девочки. Возможно потому, что скоро наступал вечер, значит, надо было помогать по дому старшим женщинам с ужином. Полина спросила у лысого мальчика с развязным выражением лица и старым айфоном, не делал ли никто недавно тут в селе косплей в стиле девяностых или вообще какой угодно косплей? Развязный вдруг покраснел и неожиданно, запинаясь, спросил, а ей зачем, но вообще нет, у них тут никто таким не занимается, не пидоры.
На почте очереди не копилось. Мужик в камуфляже заполнял форму, сидя за столом, и чесал колено. Сотрудница с больничными мешками под глазами заворачивала посылку. Полина спросила у нее, где можно снять на ночь комнату. Почтальонка ответила, что можно попробовать сходить к новосельной, что теперь в доме Семеновых, она такая же, как Полина, из Москвы и с прической.