Ели молча. Полина – с говядиной, потому что девочка с дредами захотела с креветками. Она чавкала, запихивала волнистые нити лапши в рот и молола их мелкими зубами. Буйка думала, что раньше, когда была домовой и небездомной, она вела себя получше. Но сейчас ей было все равно. Очкастая спросила, как ее зовут. Буйка подумала и ответила, что Сашшша: так звали Жиличку и Буйке нравился звук «шшшшш». Человечиха спросила, из какого она района Москвы, и рассказала про себя, что сейчас снимает в Измайлове. Буйка-Сашшша не ответила, опрокинула щербатую тарелку себе в рот, допила «роллтоновую» жидкость с остатком лапши, встала из-за стола и ушла на печь. На ночь Полина попробовала телефоном поискать сеть и, не найдя, поставила гаджет на самолетный режим, чтобы работал как фотоаппарат и записная книжка и не сел.
Рано утром Полина, стараясь не греметь деревянной шторой и водой, почистила зубы холодной из-под крана. Она была сладкой на вкус. Сашшша храпела. Маршрутка до города уходила в 9:05. Полина тихо собралась и вышла из дома. Она хотела еще раз поговорить с М. Л. Собаки не лаяли совсем, не сообщали о Полинином передвижении по селу своим людям. Свет резанул левый глаз, Полина повернулась и увидела, что серп и молот горят. Она вгляделась, сняла очки – ничего не изменилось, серп с молотом светились оранжевым. Вдруг Полина услышала крики. Впереди по улице копились люди и стояла белая машина с красным крестом. У дома М. Л. Полина побежала. Народ толпился в почтительных двух метрах от скорой и словно собирался хороводить. Здесь были старухи, старики, женщины, развязный мальчик, еще немного детей. Полина надела очки и поняла, что дом М. Л. не этот, а следующий, почище, прямее, обшитый сайдингом. У этого открылась дверь, по-городскому обколотая кожзаменителем над синтепоном, оттуда вышла докторица в спортивной шапке, за ней два немолодых медбрата тащили носилки, дальше выбежала М. Л. Народ загудел, закачался. На носилках лежала та самая круглолицая женщина, что приходила тогда к М. Л. и отрекомендовалась представительницей местной интеллигенции. Народ охнул хором. Женщина была в домашнем халате, в полусознании и полностью седая. Кто-то спросил, санитар буркнул: инфаркт. М. Л. плакала. Высокий мальчик сказал развязному, что, кажись, физики не будет. Тот ударил высокого по плечу. Полина рассматривала развязного, тот отвернулся. Пациентку погрузили. На халате декоративно торчали глянцевые маки. Полина увидела, что и они вспыхнули, как серп и молот, тем же оранжевым светом. Двери скорой закрылись, и машина уехала. М. Л. сказала Полине, что этой ночью «они» у О. Д. гуляли-пировали, точно так же, с музыкой. Когда врачей ждали, она слабенько успела рассказать.
Полина попросила М. Л. посмотреть вместе с ней дом О. Д., может быть, там что-то оставили гости. М. Л. закачала головой по птичье-старчески, но поковыляла к обшитой кожзаменителем двери. Полина открыла ее. Оттуда покачнулся мужик с огромными голубыми глазами, в белом гостиничном халате и похмельной вони, и сразу послал ее.
– Мои словечки метеликой ходят, пыль выметают. Вы, мелкие части всего на свете, меня не знаете, а я вас знать не хочу. Уходите прочь, в доме моем не бывайте больше ночь. Уйдите в поля, в леса, в горы высокие, там живите, плодитесь, но не в доме моем. Как сказала, так и будет! Слово мое крепко, как лисий хвост, никому не открутить, не выдрать. Аминь.
Это Буйка ближе к вечеру слезла и хмурой мордой говорила-выкрикивала в угол мятущимся голосом: от низко-скрипучего до писклявого. Вытянула шею, сощурилась, пыль не уменьшилась нисколько. Можно, конечно, было где-то отыскать тряпку и помыть стены, Буйка так делала и раньше – смешивала действия с говорением, и ничего, работало, – но сейчас совсем не было сил.
Пыль сидела на месте. Буйка видела ее, тварюгу, хорошо, включила еще, как стемнело, электрический свет. Вдруг в комнате сказали, что интересные заговоры. Буйка дернулась. С вынужденным очеловечиванием в ней появился страх. Очкастая извинилась, она стояла с пакетом в проеме двери. Сказала, что писала выпускную работу по заговорам в современных средах, офлайн и онлайн. А Буйке-то плевать на это, тьфу! Чё приперлась? Человечиха спросила, сама ли Сашшша написала эти заговоры и давно ли она использует их в быту. Буйка со скрипом почесала когте-ногтями дредовую бошку. Полина еще раз извинилась, объяснила, что хотела бы остаться еще, если это возможно, она заплатит 500 рублей, но зато она накупила в магазине продуктов и приготовит ужин. Дредовая повращала лицо вокруг носа недовольно. Полина протянула ей купюру, Сашшша положила ее в карман шушуна, да, именно так он назывался, шушун, Полина вспомнила, дредовая влезла на печь.