Полина поговорила с М. Л. Той больше ничего такого не снилось, но М. Л. боялась спать. Как в детстве, не выключала свет. Такая неэкономия. И кошка не вернулась. Зато теперь М. Л. вспомнила, что половицу сломал ее внук, большой и упрямый мальчик, коля орехи молотком прямо на полу. Его привозили летом. Не замечала под дорожкой. А из стакана О. Д. пила накрашенная, месяца два назад, М. Л. плохо видит и помыла тоже плохо и больше им не пользовалась.
Потом Полина ходила по деревне, ей казалось, она ходит внутри жидкого супа. Реальность была мутная, влажная, неточная, с рандомными, криво нарезанными ингредиентами, неуверенная, будто сама не знала, происходит она или нет. Полина подумала, что, может быть, это не деревня, а она сама не существует. На лестнице у почты никто не сидел. Собаки полаивали через дом, людей не было, будто всех увезли, а не только О. Д.
Полина искала следы автомобиля рядом с домом учительницы и нашла только следы скорой. Серп и молот не горели на фасаде, не светились никаким огнем. Полина прошла мимо этого дома три раза, сфотографировала, ничего такого фотография в телефоне не показала.
Полина перебирала грязь и лужи, не понимая, чего ходит, когда ей надо говорить с людьми. Те стали появляться. Ходить мимо. Взрослые женщины, тощие мужики, дети с рюкзаками. Они уже на нее не смотрели, привыкли. А может, ее просто нет. И Андрей не ждет ее в Берлине, и Аля с Петей не зовут ее в Тбилиси, Маша не приготовила для нее комнату в своей квартире в Праге, Наташа не выставила для нее кресло в саду съемного дома в Колчестере. Существуют только Полинины сны с детством, учебой, работой, переездами, друзьями, переучиванием, экспедициями, текстами, Андреем, новыми друзьями-коллегами, их общими важными или бестолковыми делами. Полина – сама сон. Она вышла, оказалась на окраине, там, как положено, было поле. В его левой части застыли две фигуры в темных одеждах. От ветра их одежда двигалась и казалось, что они пританцовывают.
Из крайнего дома, крыша которого была обшита рекламным баннером с улыбающимися юными разнополыми моделями, вышел старик с маленьким морщинистым лицом. Он двинулся в центр, и Полина пошагала за ним. Он вытянул ее из супа. В магазине необходимость выбирать продукты и расплачиваться встряхнула ее.
Эта Сашшша сама могла кому угодно присниться, думала Полина, перемешивая говядину с картошкой. Сегодня в магазине продавали нарезанную убитую корову и Полина купила несколько кусков. Соль в коробке, лежащем у пасти печи, закончилась. Полина искала по ящикам советского серванта соль. Все были пусты и глухи, в третьем снизу лежали окоченевшие, будто впавшие в спячку мыши. Штук семь. Полина потрогала одну из них – она была сухая и сдутая, как вобла. Полина закрыла дверцу и помыла руку. Ну всякое бывает, думала, заговоры, сушеные мыши. Неоязыческие современные сообщества не ее тема. Главное, что эта Сашшша в тяжелой депрессии, как и мы многие. Передвигается странно, может на таблетках? Как же всех жалко.
Дредовая ела, хапая и обжигаясь. Жаркое из картошки, мяса, морковки и томатной пасты правда удалось. Полина спросила, чем Сашшша занималась в Москве. Та вдруг ответила, что заботилась о квартире. Полина спросила, в каком районе была квартира, дредовая подула на мясной кусок на вилке и ответила, что рядом с речкой, которую было видно в окно. Полина думала, о чем лучше спросить, чтобы получить ответ: про сушеных мышей в ящике или про ведьмины свадьбы. В итоге спросила, не снились ли Сашшше случайно странные и страшные сны, как в ее дом приезжает компания и пирует прям при ней, пока она лежит на печке. Дредовая помотала башкой. Полина поинтересовалась, не слышала ли она про то, что в этой деревне некоторым такое снится. Дредовая пожала плечами, как станцевала.