Буйка, конечно, про такие гуляния знала. Чувствовала их рядом, как их чувствовали и все местные домовые. Но сновидения не дедовское дело, домовые в сны не ходят, они работают с тем, что есть. Гребаная пыль. Людям что угодно снится, туда многие шляются – мертвые человечьи родственники, просто заложные, разные магические. А домовым туда не зайти. За домом бы уследить. И паутина, шшшшшшшффффффффффф.
Сашшша на удивление помыла посуду в тазу с тепловатой водой. Полина была ей очень благодарна. Болели ноги и спина. В магазине Полина посмотрела на настенные электронные часы, похожие на вокзальные конца восьмидесятых, с квадратотизированными на сером фоне цифрами. Оказалось, она ходила по деревне больше пяти часов. Полина пыталась разглядеть оленьи копытца отсюда, снизу, с кровати. Они то ли скрывались в травяных пучках, то ли просто ворс с ними как раз протерся. Полина вспоминала, что, кажется, именно этот изобразительный сюжет пришел в советскую культуру с германских средневековых гобеленов. Как трофей войны или раньше? Надо почитать.
В ушах Полины заскреблись звуки. Они рычали, свистели, стукали. Полина открыла глаза. Потолок и часть ковра с оленем озарялись светом, который лез через окно. Люди говорили, смеялись. Приехал второй автомобиль, комнату всю осветило. Полина знала, что у нее на руках вытянулись волосы. На улице скрипнуло, заговорили, засмеялись еще больше. Моторы замолчали, свет потух, стукнули металлические двери, смех и слова начали приближаться. Полина лежала теперь в темноте, у нее дрожали ноги внизу, это и называется «поджилки трясутся». Дверь дома открыли легко, включили свет, люди распространились по комнате. У Полины мялось тяжело в животе и поднималось в грудь. Она сдержала дыхание. Полежала, поуговаривала себя. Наконец ей удалось повернуть голову к деревянной шторе. Сквозь нее немного совсем виднелось – кусок печи и ходящие люди. Они переговаривались. Полина попыталась дышать спокойно и ровно, чтобы сердце не било так в уши и не мешало слушать. Обсуждали хозяйственно: двигай левее, дотянется ли до розетки, вешай ровнее. Свет погас, музыка забилась о стены, замелькала разноцветная диско-иллюминация. Это играла Hung up Мадонны. Тела затоптались, запрыгали на деревянном полу. Полина подумала, что вот это и называется «страх разливался по телу». Она не любила клише в текстах, а это, оказалось, просто описание физического состояния. Страх распространялся по телу, тек, придурок.
И чего я боюсь? Что со мной случится? Этого всего не происходит. Я сплю. Это просто репрезентация культурного опыта. Социально-культурное явление. Часть фольклорной традиции. Реальное представление о явлении, но не само явление. Ну поседею. А сердце должно выдержать. Надо действовать, без разницы где – во сне или в реальности. Дышать, выгнать страх дыханием. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Есть модель. Приходят гости в дом к спящему человеку. Тот якобы не спит, лежит-боится. Гости питаются его страхом. Выдох и вдох. О. Д. уже попыталась разрушить структуру, вышла к ним, начала скандалить, они напугали ее до инфаркта. Я молодая, я экспертка, этого не происходит на самом деле.
Полина резко поднялась. Влезла в кроссовки. Они действительно стояли у кровати. Полина вечером помыла их, перед тем как начать готовить, и ходила в них по дому, от пола было холодно. На левой так и торчал узел, который мешал протаскивать шнурок через дырки. Полина обрадовалась вот этому точному воссозданию повседневности внутри сновидения. Она поднялась, чуть качнулась, тихо размяла ноги, потрясла ими, сбрасывая страх. У дома за кустами и забором виднелись, кажется, очертания двух автомобилей. Полина взяла очки с подоконника. На ней, как и ложилась, сидели плотные пижамные штаны с пингвинами и фиолетовая футболка с длинным рукавом. Полина двинулась в сторону деревянных штор, остановилась перед ними, вглядываясь в диско-движение. Раскрыла резко гардины, шагнула, как нырнула, шторы скрипнули и деревянно поструились, застукались друг об друга.