И вот в комнате зажегся мягкий свет. Стены и печь побелели, стало чисто. Советскую и постсоветскую мебель заменили деревянные стол, кухонный фартук, лавки, кресла, сервант. Мебель покрылась львами, рыбами, птицами, русалками и ангелами в крестьянском стиле. Гости из нулевых оглядывались. Ведьма смотрела на Полину не мигая. Печь облепила плитка с магическими зверями и цветами, на нее легли лоскутные подушки и одеяла. На стенах появились картины, Буйке не понятные. Вместо обшитого плюшем дивана из девяностых появился топчан с шерстяным покрывалом, рядом с ним зеркало в резном наличнике. Гости разбрелись, как на обычной вечеринке, по углам, разглядывая новый интерьер. Пара девушек устроились на топчане и звали к себе парней.
Буйка сказала: «Умнó! Но могла бы и что-то нормальное, городское».
Полина: «Не отвлекай!»
И вот в Полинином доме есть настоящая домовиха, она всем заправляет и все защищает, домовиха, среднерусская домовиха. На Буйке вместо платья на джинсах появились рубашка, сарафан в среднерусском стиле с поневой, а на дредах кичка.
Буйка: «Хм…»
Полина сказала: «Давай!»
Буйка: «Нечего указывать!»
Но заговорила с домом внутри сна:
Ведьма: «Нет тут у вас таких полномочий, девушка, нашего ведомства территория».
Буйка: «Отъебись!»
Буйка продолжала:
Ведьма взяла сумку с угла печи. Ее глаза вспыхнули оранжевым, прям как серп и молот на том фасаде, она посмотрела в угол, где ничего не было: ни в доме настоящем, ни в снящемся. И вышла. Гости посрывались с мест, забрали бумбокс, включили обратно холодильник, сняли с балки диско-шар. Двигатели завелись, машинные двери стукнули, авто, поскрипывая, уехали.
Полина сказала: «Фуф!»
Буйка сказала: «Фуф!»
А в углу, как и по всему дому, проходила внешняя электрическая проводка. Она и во сне осталась старой, ведьма на нее глянула, и та заискрилась.
Полина открыла глаза. Они болели. Но нашли наконец оленье копытце, справа, вон оно, выглядывает из травы. Ковер освещало рыже-малиновым. Значит, рассвет. Полина вдохнула и поняла, что пахнет горелым, а еще – что глаза кусает дым. А за окном темно. Деревянные шторы-гирлянды горели вверху, у карниза. Сквозь них было видно только комнату дыма. Полина надела очки, намочила из бутылки шарф, обернула себе лицо и, резко открыв огневеющую гирлянду, прыгнула в комнату. Шторки деревянно постукались друг о друга.
Буйка храпела, вокруг нее горели стены. Полина стащила ее с нагретой печи вместе с одеялом и на нем выволокла наружу. Вокруг дома бегали люди, тушили. Буйка перестала храпеть, растянулась на одеяле, которое лежало в грязи. Полина поглядела на свои коченеющие ноги: кроссовки остались внутри. К женщинам подошли, накинули на них пальто и куртку. Буйка села, посмотрела на дом, выругалась и представила, как именно будет писать Платоше, что сгорело его «родовое гнездо». Полина не видела, но Буйка видела, что вокруг стоят соседские домовые и читают заговоры, чтобы пожар не перекинулся на их дома.
Полина вдруг сказала: «Вспомнила, где видела наших гостей».
Буйку и очкастую забрала к себе продавщица магазина с идеальным каре. Жители деревни принесли погорелицам одежду и обувь. Все вещи Полины и Буйки сгорели, Полинин телефон, блокнот и паспорт. Она позвонила с телефона продавщицы магазина своей коллеге, Андрея решила пока не беспокоить. Все в доме пожрал огонь, кроме ковра с оленем. Буйка подобрала себе из помощи куртку и сапоги, Полина – ватник и кроссовки.
Когда они подходили к дому М. Л., Буйка подвигала носом и сказала, что да. С крыльца на них смотрела трехцветная кошка. М. Л. налила им чаю, Полина решила не пить и не есть тут, а Буйка жевала баранки и цедила из кружки. Полина спросила: как О. Д., соседка? М. Л. ответила, поправив тощий пучок на голове, что, слава богу, успели, отвезли в областную, в сердце поставили американский мотор. На настенном ковре напротив стола висели фотографии предков М. Л. с лицами гостей вчерашней вечеринки и самой М. Л. в рубашке и пиджаке на фоне цеха. Это была вчерашняя тощая женщина со светлыми волосами. Буйка потянулась за третьей сушкой. Полина сказала, что красивая фотка, и спросила, зачем М. Л. решила так напугать соседку. М. Л. налила себе тоже чаю, села с гостьями за стол и распустила из пучка седо-рыжеватые волосы.