М. Л.: «Не нравится она мне, чуть напугала, для профилактики».
Полина: «И все? Просто не нравится? Я не понимаю».
Буйка взяла еще сушку и, пережевывая, ответила: «А я понимаю».
Полина: «Но мы-то чуть не погибли».
М. Л.: «Ну это вряд ли, полухозяйка так просто бы не сгорела. Да вы меня разозлили обе. Ну не померли же в итоге?»
Полина: «А вот серп и молот на доме рядом с площадью, там тоже какой-то ваш недруг живет?»
М. Л.: «Да нет, просто символ мо-о-ощный, страна была хорошая, не то, что щас».
Полина: «А есть кто-то еще из ваших соседей или гостей деревни, кто вам не нравится, кто вас злит?»
М. Л.: «Да нет вроде. Пока на ум никто не приходит».
Буйка влила в себя остатки чая и встала из-за стола.
Земля, дерево, железо, небо. Земля, дерево, железо, небо. Между этим зажато немного людей и зверей. И магических. Так выглядела эта деревня. Потом началось поле и буханка перестала шататься, как в деревне. Некрасов, как обычно, молчал. Другой Некрасов глядел вместе со святыми с торпедо. Буйка с Полиной сидели в чужой одежде, плотно друг к другу от нехватки места, и смотрели на дорогу через лобовое стекло.
Дмитрий Захаров (и YandexGPT 33B). Это огонь
Яшин отец всегда был неравнодушен к огню. Все эти факелы на даче. Костры-шалаши для летних игр. Мангал на балконе – не столько для шашлыка, сколько для запаха, для ритуала: переворачивать одинаковые аккуратные поленца, которые недавно занялись и еще только готовятся дать жар и обратиться красным петухом.
Мать не одобряла, но и не препятствовала. А Яша любил посмотреть, как отец шаманит, кружит над своими, как он говорил, «пепелятами», пробует поймать на фотоаппарат летящие в ночь снопы искр.
Человек он был беззлобный, поглощенный одному ему открытыми далями, в которые он погружался с головой – и выныривать не спешил. Оттуда, со своего дна, он, бывало, звал и остальных, но на его голос, кажется, никто не шел.
Яша потом не помнил, кем отец работал, когда перестал таскаться по геологическим партиям. Вроде бы он подвизался экспедитором при местном строительном тресте, а потом где-то еще. Может, и в открывшемся представительстве угольной империи. И еще по выходным отец что-то читал в техникуме. Может, конечно, это было только прикрытием для каких-то других его занятий. Вот только для чего? Пил он умеренно, не больше, чем все. Любовница? Тоже вряд ли. Кажется, ему хватало одной страсти. Его единственной большой любви.
Отец не то чтобы был пироманом, нет. Но иногда – Яша это замечал – в нем пробуждалось что-то такое, что заставляло этого худого бородатого человека в смешных толстых очках бесконечно всматриваться в пламя, баюкать его, тихо напевая, и даже скармливать ему какие-нибудь старые ненужные вещи.
Это было только между отцом и богами пламени.
Так продолжалось долго. До девяти Яшиных лет, когда в начале второй четверти он вернулся из школы и обнаружил отца за удивительным занятием.
Тот стоял на кухне перед открытой духовкой, из которой бил ослепительный свет, и покачивался влево-вправо. Огонь, уже взошедший по плите, был похож на яркий белый шар, на шаровую молнию, как ее показывали в кино, и его пламя красило все вокруг в один – отбеливающий – цвет.
– Погляди, сынок! Как оно красиво! Как оно там сверкает и танцует! – воскликнул отец.
Испуганный Яша хотел было заплакать, но отец был так весел и даже счастлив, что беспокойство постепенно сошло и они вместе продолжили смотреть, как пламя скачет по обоям.
Потом с криками вбежала соседка и Яша испугался уже по-настоящему. Потом пожарные, мать, милицейские фуражки. Яша выскочил из подъезда и смотрел, как двор обрастает красными, желтыми, белыми и прочими машинами, как суетящиеся люди с перекошенными лицами несутся мимо. Как отца ведут под руки, а он только очарованно улыбается.
Говорили «белая горячка», «нанюхался», «вон чего из-за стресса-то». Они с матерью и младшей сестрой переехали. Отца Яша больше никогда не видел.
Его собственные отношения с огнем складывались парадоксально. Он стал бояться зажигать спичку или чиркать зажигалкой – маленькое пламя, к рождению которого он мог быть причастен, казалось чем-то неприличным, порочным. Однако большие огненные спектакли – какой-нибудь Burning man, фаер-шоу или даже просто посиделки у костра-пирамиды директора КРАЗа – заставляли внимательно всматриваться в пекло, пытаться угадать, как живется в нем огню и не захочет ли он оттуда пойти в гости.