Здесь величие. Здесь трагедия. Кажется, что кто-то могущественный и неумолимый наказывает лес. Его дочери-сосны склоняют свои повинные головы. И в языках пламени вместе с дымом уносится их безмолвная мольба.
Но нет, это не мольба, это гимн! Торжественная песнь лесного пожара, отпевающего великолепные, но обреченные деревья. И над этой песнью, над этим гимном, над этой драмой чувствуется дыхание грозной светлой силы.
Ты с благоговением смотришь на огонь, на дымящиеся стволы, на решающее наступление лесного пожара по всем фронтам – и с двойственным чувством ужаса и восторга хочешь крикнуть: «О, если бы так продолжалось вечно!»
Но ветер изменился – и все пропало. Пламя, перебегая с дерева на дерево, спустилось вниз, и скоро от величественных сосен останутся одни обгорелые пни. И только эти пни, одни, как изуродованные колонны, будут напоминать о недавнем величии леса.
Яша вышел на веранду и добавил телевизору звук. Ящик заголосил привычным для себя притворно взволнованным голосом лжеца, который все хочет вогнать себя в истерику и все не может распалиться до нужного градуса.
Яша скривился и защелкал каналами. Треск и мельтешение, треск и мельтешение, треск, а сквозь него все равно пробивается эта их самодельная (самодовольная?) паника. Всё никак не оставят в покое. Всё хотят задуть огонек – самой жизни.
Яша оставил город. Он никогда его особо не любил, а тут и вовсе ощутил, что это общежитие трусливых нытиков не способно решить главные задачи. И даже напрямую противоречит им.
Резиденция «Сосны» – его резиденция – осталась единственным местом, которое пока не было заражено этой отравляющей внутренности заразой.
В его кедровом, пропитанном смоляным духом домище с огромными, в пол, окнами никогда не водилось компьютеров, ноутбуков и – как их? – смартфонов. Все это добро немногочисленные гости, зачем-то желающие прорваться в заповедный угол Якова Михайловича, сдавали охране еще на внешнем периметре. В его келью нужно было входить нагими – голенькими и нелепыми человечками, какими нас всех и выстругала природа, какими все мы остаемся под любой коркой наносного чванства. Никакие гаджеты, никакие механические костыли не изменят главного, предопределенного, чего нельзя переправить – ни в судьбе, ни в своей голове.
Хорошо, что гости в губернаторских «Соснах» редки. Яша терпеть не может привозить с собой работу. А пуще всего – эти вечные крики в трубку, срочные звонки, указующие сообщения.
Рваться к нему со всей этой дурью, этим предательством могут только ненасытные, глупые, контуженные порочной жизнью ублюдки. Яша их, может, и примет, но уже не погладит. И не простит.
Это всё плохая порода, гнилые люди с порченой кровью. Но та упырица, что была вчера, – хуже плохой. Пресс-секретарь Игорь, который вроде бы начинал напоминать мужика, взялся звонить охране, слал через нее сообщения. Рвался поговорить. И все из-за чего?
А потом выяснилось, что он привез и выгрузил журналистов. Эту ненасытную свору. Эту гадкую орду. От которой за километр разит презрением к родному. У них трещащие телефоны… и камеры, и разное железо, которым только и травят русского человека. Яша бы никогда не стал входить с ними в одну комнату, если бы не работа. Если бы не его дело, которое никакое не их дело. А свора, как нарочно, явно желая поиздеваться, кинулась к нему с вопросами про пожар. Про то, как остановить идущий по краю огонь.
Разве это сейчас главное?!
Сейчас надо приготовиться. Застыть под сенью своего предназначения. Принять что послано. И не мельтешить. Не отсвечивать. Потому что свет не от тебя. Уже послан в наш край и свет, и жар!
– Иди-ка сюда! – поманил он пальцем ближайшую дурочку.
– Он в самом деле сказал, что незачем тушить? – спросил тихий и какой-то даже безвкусный голос в трубке.
– Да, – всего на одну пятую секунды замешкавшись, подтвердил Вадик. – Он это в интервью… по радио. А оттуда уже дальше…
– И кто это согласовывал? – без особого интереса, явно для протокола уточнил голос.
– Он сам так захотел.
– А что, у вас принято, что радио вот так, само собой, звонит напрямую губернатору? – продолжал вбивать в голову Вадика гвозди-вопросы голос.
– Они приехали к «Соснам». Мы сейчас разговариваем с Игорем, почему так получилось. Он говорит, уже нельзя было по-другому.
Родя чиркнул пальцем по шее, демонстрируя свои представления о перспективах, и снова принялся бродить туда-сюда мимо окна, будто он какой фикус в шпионском фильме и дает самим собой знак заглядывающим с улицы: явка провалена.