Поклонницы Ширина, из-за которых, например, некоторые абзацы «Одиночества вдвоем» стали нечитабельны от расплывшихся пятен слез, упросили директора библиотеки позвать писателя на презентацию двадцать седьмой книги в родной город. Читальный зал еще никогда не принимал столько посетительниц разом. Анюте Сергеевне пришлось вынести разлапистые фикусы и драцены в коридор, чтобы освободить подоконники, но мест все равно хватило не на всех. Читательницы, далеко не девочки, согласились простоять на ногах все полтора часа, выстроились у стеночки, как на расстрел, защищая грудь книгами на подпись. Одна дама с пышным начесом, которая владела магазином женской одежды в Старом Плёсе, принесла по виду все ширинское собрание сочинений. Соседка Антонина тоже пришла, вместе с внучкой. А на задних рядах Лидия Павловна вдруг обнаружила сынище. Тот выделялся на фоне трепетных девиц и домохозяек с влажными глазами – здоровяк, в отца покойного, бритый под ноль, а-ля Брюс Уиллис, кулаки размером с приличный такой кочан капусты, недавно очки начал носить, хоть на человека стал похож. Лидия Павловна не припоминала, чтобы сынище когда-то при ней открывал хоть одну книгу, если не считать букварь в первом классе. Нахватавшись советов из пособий по воспитанию, Лидия Павловна никогда не заставляла его читать: надеялась, что сработает обратная психология. Но сынище литературой так и не заинтересовался. Где-где, а на презентации «Страстей сердцееда» она меньше всего ожидала его увидеть.
Ширин опоздал, но Лидия Павловна могла поспорить, что ход продуман заранее – потомить фанаток на медленном огне в собственном соку. Как она и предполагала, Ширин оказался далек от типажа героя-любовника – низенький, кругленький, да-да, совершенно невзрачный. Пиджачок узковат в плечах, на щеках – детская припухлость, смотрит в пол смущенно, улыбается. Но зал просто взорвался аплодисментами – таким штампом Ширин наверняка описал бы происходящее. Анюта Сергеевна, которая выступала в роли ведущей и по такому случаю нарядилась в синюю шифоновую блузку с громадным бантом на шее, – видел бы ее сейчас тот фрилансер! – начала презентацию тоже со штампа: «…не нуждается в представлении».
Поклонницы, интимно понижая голос, называли Ширина по имени, без особых церемоний выясняли подробности его личной жизни («Мое сердце пока свободно»), спрашивали о творческих планах («Я просто стараюсь делать то, что велит мне сердце»), даже просили совета по поводу отношений («Слушайте свое сердце!»). Наверняка упоминать в каждом ответе «сердце» предусматривалось в качестве рекламы «Страстей сердцееда». Лидия Павловна задумалась, а не Ширин ли виноват в статистике смертей от сердечно-сосудистых заболеваний. Если постоянно описывать какую-то мышцу в литературе, она рано или поздно истончится и откажет. А сердцу от писателей и так досталось.
Когда фанатки встали в длиннющую очередь, чтобы приложиться к Ширину, как к мощам святой Матроны, сынище, что странно, тоже нагло встроился аккурат между Антониной и ее внучкой, правда без книги для автографа. При виде него Ширин вдруг вскочил с места, неуклюже стукнувшись о край стола, они обнялись, похлопали друг друга по спине. Как только последние поклонницы с деликатностью репейника наконец оторвались от писателя, радостный сынище подвел Ширина к Лидии Павловне.
– Ма, помнишь Петю? Это ж Петя Рукавишников, мы с ним учились в одном классе.
– Ах, Петя! – сказала Лидия Павловна, не припоминая никакого Петю.
Ширин, или, правильнее сказать, Рукавишников, все так же смущенно улыбался. «На Леонова похож, – подумала Лидия Павловна. – Типа добренький. Вот девки и заглядывают в рот». Сынище вдруг объявил, что уговорил Рукавишникова остаться до утра, а сегодня приглашает его в гости на ужин. К матери, разумеется.
– Что значит «разумеется»? – опешила Лидия Павловна.
– Посидим по-домашнему, да, Петь? В Старом Плёсе, Петь, приличных ресторанов днем с огнем… – Сынище повернулся к Лидии Павловне. – У тебя же всегда наготовлено на семерых, ма!
– Но… – попыталась возразить Лидия Павловна.
– Великий писатель у нас как-никак! – перебил ее сынище, поднимая указательный палец, точно какой-нибудь старец на иконе.
– Ой, да перестань, – еще больше засмущался Рукавишников.
На «великого писателя» пришел посмотреть весь семейный чат: невестка притащила Гошеньку, которому едва исполнилось три и плевать он хотел с не слишком пока высокой колокольни на всяких там писателей, даже великих. Племянница тоже напросилась, но мужа оставила дома. Принарядилась. Видимо, ждала появления на ужине неотразимого Бегбедера, не меньше, а получила невзрачного Рукавишникова, так что быстро заскучала. Лидия Павловна распереживалась, что еды не хватит, аж давление поднялось, но вовремя вспомнила, что морозилка забита пельменями месячной давности.